Это казалось действительно забавным. Хотя ароматы стояли потрясающие. Но столько блюд…
Понимал ли Николай и рассчитывал на такую реакцию, чтоб напряжение снять? Или серьезно думал, что она каждого угощения понемногу попробует?.. От мяса ягненка, кажется, до черной икры, лобстеров и шоколадного брауни?!
Тогда ему точно не светила бы страстная ночь… И эта мысль вызвала еще более широкую, хоть и немного глупую по своей причине, улыбку. Но этот десерт Леся действительно любила, хоть и редко себя баловала. Как и морские гребешки, которые также имелись в его меню…
А вот мясо — это была не ее история. Не потому что вегетарианка или в таком духе что-то, просто не по вкусу оно ей, с детства не шло. Но отец считал, что только мясо дает здоровье… окончательно отбив принуждением интерес к данному продукту. В итоге даже Авраменко смирился, в покое оставив, характером хоть тут она переиграла его…
Леся вздрогнула, невольно от мяса отведя взгляд. Сейчас точно не о том думать стоит.
А вот Гончаренко внимательно наблюдал за всем: и за ее удивлением, и за этим весельем, и за тем, на что она все же внимание обращала, да и за ее мыслями, похоже! Нет, он тоже улыбался, причем искренне, но это не мешало ему пристально изучать ее. Как-то не по себе…
— Так задачи все съесть и нет, Леся. Выбирай то, что тебе нравится, — также мягко отозвался Николай.
— Я не очень голодная, — заметила Леся, чувствуя, как начинает все больше нервничать… Улыбка стала натянутой.
Совершенно не могла понять, почему он такой?! Внимательный, сосредоточенный на ней, желающий разобраться?.. Чересчур прямо!
— Серьезно? — недоверчиво хмыкнул Николай. — Удиви меня, Леся, и расскажи, что и когда ты ела в последний раз?
Нет, ну вот она сейчас даже разозлилась!
Леся что, голодной или истощенной выглядит?! Да у нее дома холодильник был забит едой! Горничная, приходя по утрам, старалась, не зная, куда приложить теперь рвение. И каждый день выбрасывала вчерашнее, готовя новое, потому что… Блин!.. Да, Леся почти и не притрагивалась к еде, слишком нервничая о своем плане побега…
И последний раз она толково ела еще позавчера, кажется. А вчера, и сегодня особенно, нервничая еще и из-за предстоящей ночи, только кофе пила с шоколадом и орехами. Так что да, вдруг осознала, что таки была чертовски голодной!
Но ладно, Николаю-то какое дело?!
Разве ему не просто секс был нужен с ней этой ночью? И, скорее от того, что ощущала эту растерянность и непонимание… А может, и из-за тех пары глотков шампанского, которые ударили в голову тем сильнее, что на голодный желудок были выпиты, Леся не просто не ответила на этот вопрос. С иронией хмыкнув, она вдруг учудила то, о чем и не думала, направляясь в этот дом…
Собственно, она вообще не думала о том, что и как будет делать, когда порог переступит, и чего сам Николай от нее ждет.
Потому и внутри от своей бесшабашности немного ошалела, когда встала с кресла, куда Гончаренко ее только усадил. И, ощущая странную легкость и кураж в голове, растекающиеся по всему телу (может, не такой и плохой совет поужинать нормально, зря не воспользовалась), немного вызывающе уселась уже на его колени, поверх. Потому как Николай, как воспитаний мужчина, тут же отодвинул свой стул, тоже собираясь подняться следом…
Не то чтобы ее когда-то готовили к подобному или учили ухищрениям соблазнения. По сути, у Леси всегда было иное предназначение в понимании родителей. Так что ей упорно прививали благородные манеры, сдержанность, культуру поведения и даже немного холодную чопорность, которая устраивала и отца, и того же Мартынова.
И только вот с этим мужчиной, Николаем Гончаренко, с ней каждый раз творилось нечто невообразимое!.. Причем Леся сама не могла понять, откуда в ней выстреливало все это: смелость, раскрепощенность. Куда девался страх и настороженность? А вместо него буквально вырывалась потребность и страстность, с другими ей несвойственная.
Будто бы что-то в Николае взывало к ней, заставляя становиться совершенно иной… и обещая при этом, что ничего Лесе не будет за подобное баловство… Только удовольствие…
— Разве я выгляжу тощей? — заглянув в его лицо сверху вниз (ну, почти… он все-таки был весьма высокий, даже сидя позволил ей возвыситься лишь потому, что откинулся на спинку своего кресла), Леся чуть нахально уселась удобней на твердых мужских бедрах, обхватив своими ногами.
И вот сейчас она в полной мере ощутила, что у него железный контроль над собой! Потому как Николай Гончаренко был не просто чертовски возбужден, он явно готов был и сейчас переходить к «основному блюду» в виде разложенной на этом самом столе Олеси.
Никаких прелюдий не нужно уже… Возбужденный член через брюки и ширинку в ее промежность вдавился так, что… Нет, не больно. Сладко до сосущего ощущения неистовой потребности и дикой нужды!
И в самой Лесе в мгновение ока такой огонь желания вспыхнул, как на той дурацкой полутемной лестнице! Хотя нет… Сильнее во сто крат…
Один удар сердца, а она уже его до дрожи в руках хочет! И на все готова, чтобы этого мужчину заполучить, даже не помнит сейчас о причинах и доводах, приведших ее к нему в дом!.. Разве не ради самого него тут очутилась?
Гончаренко медленно и шумно, тяжело втянул сквозь стиснутые зубы воздух, заставив ее задрожать от возбуждения, которое в его теле чувствовала сейчас каждой своей клеткой. И таким же желанием сама отзывалась, как вибрируя в одной с ним частоте! Будто контроль над своим телом утратив, вжалась бедрами в его пах.
Сумасшествие какое-то… Нет, не так даже, полное затмение сознания! В это мгновение она забыла все и обо всем! Кто она, зачем пришла к нему, что ее завтра ждет!.. Не осталось в звенящей желанием и тягой к нему голове ничего, кроме невыносимой нужды в Николае, словно бы он внезапно стал тем кислородом, которым ее легкие дышат! И Леся задыхалась, реально задыхалась без него! Не прожить и мгновения уже без этого мужчины в своих венах…
В висках набатом пульс!
Секунда прошла, а Леся вдруг осознала, что их лица катастрофически близко, ее губы над его губами в миллиметре зависли. Да и то, только потому, что рука Николая, оказывается, уже на ее затылке. Зарылся в ее локоны пальцами, намотал себе на ладонь, как зафиксировав, и удерживает, не дает сорваться в какое-то безумное пике этой их неконтролируемой страсти.
