бела, как снег, на щеках играет румянец, а волосы такие темные, что расчески из черного дерева теряются в них, как будто растворяются без следа.
Ты выросла.
Твой отец снова женился. И она была прекрасной и энергичной, гладкой и мягкой. По возрасту ближе к тебе, чем к нему, но это не удивительно. Он стар, как деревья. Как леса. Планеты. Миры.
Плащ. Корона. Этого мужчине достаточно.
Она была служанкой. Но это не важно. И важно одновременно. В ней есть наглость. Хватка. Жажда. А по твоим венам течет королевская кровь отца и покойной матери. Ты всегда знала, что слуги не для дружбы. Что надо держать дистанцию. Быть леди. Имей в виду. А потом ее плоский живот надулся вдруг, как шарик. Источая самодовольство, она с какой-то особой гордостью теперь носила горностаевую мантию. Хотя была просто сосудом. Даже не человеком. Обычная. И кровь у нее сама обычная. А в ее чреве живет твой соперник.
Эта женщина была всех цветов радуги. Тебе было дано всего четыре. Белый. Красный. Синий. Черный. Это были твои цвета. Ее – красный и белый, розовый и пурпурный. Коричневый и желтый. Зеленый, серый и синий.
Большинство твоих и много ее собственных. Она выглядела такой здоровой. Полной сыновей. Надутых и важных маленьких принцев.
И ты подумала про себя: не здесь.
Когда ты была маленькой, мама дарила тебе подарки. Добавляла в еду особые травы. Видишь ли, у нее в голове жил твой образ, такой, какой она тебя видела. Когда она вынашивала тебя, она выглядывала из башни и думала: «Это те цвета, с какими будет жить мой ребенок. Формы, которые она примет». И она всегда была права. У тебя были ее глаза. Все равно что частички зимнего неба. Или осколки сияющего льда. Она пришла из другого царства, была родом из тайных, волшебных мест. Оттуда, где женщины учатся определенным трюкам. Тем, что запрещены их мужчинам. А здесь и вовсе запрещены всем.
Однажды она держала тебя под водой, пока ты чуть не утонула. Ты широко распахнула глаза. Свой красивый розово-красный ротик. Когда ты вынырнула, она спросила тебя, видела ли ты, и ты ответила: «Да». Ты неуверенно ответила: «Да». Потому что на самом деле видела. А потом она прижала тебя к себе.
Твоя мать любила тебя. Но иногда преподавала тебе уроки.
Ты щуришь глаза от мягкого света, который источает новая жена твоего отца, она смешалась с ним, как зелья в котле. Вскрывать нарывы – вот чему тебя научила мать. Но эта женщина не фурункул. Она что-то другое, более страшное. Все равно что опухоль. Опасная для жизни штука, источающая угрозу. И она могла бы снова родить, если первой на свет появится дочь. Он окидывает внимательным взглядом ее неизменно изящное тело. Как будто она картина или украшение. Ценная вещь. Хотя она всего лишь женщина. Ты же нечто большее.
С самого рождения.
Твоя мать умерла в день равноденствия. Пришло ее время. Они сами выбирают свое время, женщины в том царстве. Они болеют и погибают по своей воле. И она была намного старше твоего отца. Она любила тебя, но хотела, чтобы жизнь ее наконец прекратилась. Она спросила, посидишь ли ты с ней. Тогда ты пересказала все секреты, которые она тебе рассказывала. Снова и снова шептала ей на ухо. Держала ее за руку всю ночь до самого рассвета. А когда наступило утро, поняла, что она холодна, как лед.
Они положили ее в ящик, наполненный цветами. Их аромат должен был заглушить запах разлагающейся плоти. Он попрощался и поцеловал жену в губы. Ты тоже поцеловала мать и почувствовала несвежий привкус его дыхания на ее мертвых губах. Ты смотрела, как слуги подожгли ящик. Так у вас провожают в последний путь. Ты знаешь, как это происходит. Твоя мать тебе рассказала.
В детстве ты была очень красивой. Но женщиной ты стала необычной. Ты никогда не испытывала влечения к мужчине. К власти – да, но никогда к мужчине. Ты смотришь в зеркала и влюбляешься. Твое лицо… Твоя мать создала это лицо молитвой и священными песнопениями, которые завела в первые же минуты, как только почувствовала приближение схваток. Она дала тебе все оружие, что могла. И тебе это нравится. Твои губы бантиком, как у Купидона. Твои глаза так широко распахнуты, будто ты все время чему-то удивляешься. А ведь ты никогда не удивляешься.
Ты ужинаешь медленно, ешь очень аккуратно, откусывая от еды маленькие кусочки. Но ты не делаешь это, чтобы порадовать других. Это просто твоя манера. Ты любишь жевать осознанно. Обдумывая ту жизнь, которую ты сейчас потребляешь. У коров и овец есть сердца, как у людей. И сейчас перед тобой их части. Их глаза. Их печень. Легкие. Всему можно найти применение. Можно использовать любую часть любого живого существа. В мире полно вещей, которые нужно открыть, изобрести… Его взгляд на ней. Ты чувствуешь его взгляд на ней и наклоняешь голову. Твой голос звучит так ясно, как колокольчик. Серебряная вилка, легко ударяющая по стеклу.
«Отец? – говоришь ты, а затем снова: – Ваше Величество?» Он даже не поворачивается. Во всяком случае, не сразу. Это нужно прекратить. Он не так уж и стар, чтобы не научиться.
Есть кое-какое ремесло, которое ты хорошо знаешь. С помощью которого можно собирать вещи. Маленькие формы, которые ты создаешь в разное время. Стихийная магия. Земля и огонь, горшки, глина которых смешана с кровью и потом. Воздух и вода, слезы и пряди волос. И другие штуки тоже. Дерево, стекло, песок, пыль и пепел. Тебе не обязательно растить их в утробе. Они твои дети-слуги, а не родственники.
Для тебя, от тебя, никогда из тебя.
Ледяное дыхание твоей матери. Ее умирающее лицо.
Чтобы создать их тела, ты отрываешь кусочки от себя. Маленькие кусочки. Локон волос, черных, как вороново крыло. Алая капля крови, одна из тех, что ты роняешь каждый месяц. Кусочек кожи. Твои цвета. Ты отдала им свои цвета. Это в первую очередь.
А затем ты даруешь им дыхание, ты показываешь им цель. В этом колдовстве нет ничего легкого. Ты должна сделать больше, чем раньше. То, чему научила тебя мать, требует много сил. Все это нужно делать двумя руками. С помощью кусочков своего тела. Нужно шить. Искажать. Формировать.
Да, ненависть, которой ты орудуешь, требует много сил.
Когда их будет семеро, тебе будет достаточно. Когда перед тобой предстанет семь форм, внутри которых таится жизнь.
На
