Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
Сегодня поп-музыка — неизбежная часть повседневной жизни, безостановочно звучащая в магазинах, офисах, барах, ресторанах и общественных местах, жужжащая в наушниках пассажиров автобусов и поездов, бухающая из проезжающих машин, разносящаяся со строительных площадок, шепчущая в лифте и позвякивающая на том конце телефонных линий. Но в свои первые дни рок-н-ролл в Британии звучал на публике только в сомнительных местах, облюбованных тедди-боями: эспрессо-барах, байкерских кафе, залах игровых автоматов, парках аттракционов.
Если в Америке рок-н-ролл мгновенно распространился через сотни коммерческих радиостанций, британский радиоэфир являлся монополией привычно консервативной, пуританской BBC, и она, будучи работодателем тех самых традиционных эстрадных оркестров, была для него полностью неприступной. Его единственным рупором стало вещавшее откуда-то из европейского далека «Радио Люксембург», у которого работала ночная служба на английском языке и которое сквозь помехи и пробивавшиеся тут и там французские и бельгийские голоса передавало все новые американские релизы.
Подобно большинству семей в дотранзисторную эпоху, Маккартни владели единственным радиоприемником — громоздким ламповым аппаратом в деревянном корпусе, который тогда все называли словом «беспроводное» («wireless»). К сожалению, он неподвижно восседал в гостиной, где Джим Маккартни любил слушать на проигрывателе свои любимые пластинки — как раз во время вечерних трансляций из Люксембурга. Будучи человеком по натуре хозяйственным, Джим держал в столе ящик, куда складывал разные электронные детали «на случай, если вдруг пригодятся». Однажды вечером он поднялся в комнаты Пола и Майка — они уже перестали делить одну спальню — и презентовал каждому черные бакелитовые наушники.
«Провода через доски пола уходили вниз к радиоприемнику, чтобы мы имели возможность слушать „Радио Люксембург“ в наших спальнях, — вспоминает Майк Маккартни. — Так что у папы внизу играл его Мантовани, а у нас наверху мы слушали Элвиса, Литтл Ричарда, Фэтса Домино и Чака Берри… и наш паренек [Пол] все время подпевал или пытался записать слова. Я иногда думаю, если б не эти бакелитовые наушники, не было бы никаких Beatles».
Громить кинотеатры из-за новой музыки перестали, однако пресса не утихала в своих нападках, при поддержке конъюнктурщиков от политики, учителей, духовенства и «настоящих» музыкантов из поколения Джима Маккартни. Слова песен, часто почти абсурдные, словно вышедшие из-под пера Льюиса Кэрролла, осуждались как «непристойные», ритм называли «дикарским» — расистски намекая на его черные, ритм-энд-блюзовые корни. Рок-н-ролльных солистов высмеивали как косноязычных недоумков на крючке у недобросовестных менеджеров (что в большинстве случаев было правдой), а как на окончательное доказательство их фальши указывали на элементарное неумение играть на гитаре, которой они зато любили размахивать и крутить ею вокруг себя. Все комментаторы были едины во мнении: еще чуть-чуть, и молодежь поймет, как ее теперь надувают, после чего все это громыхающее безобразие сойдет на нет.
Но дороги назад уже не было. Благодаря Элвису и тедди-боям массы британских мальчиков массово открыли для себя нечто, ранее неизвестное никому в их насупленной и сонной стране, за исключением узкого круга столичной элиты. Они открыли для себя стиль. И теперь вместе со всеми Пол встал в очередь в парикмахерскую Биолетти, рядом с автобусным кольцом на Пенни-лейн, чтобы дождаться, пока его по-мальчишески взъерошенные волосы взобьют в элвисовский кок и сделают зачесы по бокам, которые, будучи переплетены сзади, образуют силуэт, известный под названием «утиная гузка». К сожалению, как и многие другие четырнадцатилетние элвисы, все будние дни он проводил в школьной форме, а поскольку на голове полагалось носить форменную фуражку, это означало конец любой прическе, не говоря уже о такой воздушной и неустойчивой.
В Институте существовали строгие правила по части одежды, за соблюдением которых следил лично директор, Дж. П. Эдвардс, известный как Баз (сокращенно от «bastard», сволочь). И ни в чем не был большей сволочью, чем в вопросе фуражек, которые надлежало носить в любое время под страхом сурового наказания. Для Пола единственным способом выполнить это правило без ущерба для драгоценного хохолка было сдвинуть фуражку на затылок, на манер еврейской кипы.
Ученикам гимназий теперь тоже во что бы то ни стало понадобились тедди-боевские брюки-дудочки, которые британские родители ненавидели почти с той же силой, что и рок-н-ролл. Даже не особенно строгий Джим не мог смириться с «дудками» и требовал, чтобы широкие 24-дюймовые манжеты на темно-серых школьных брюках Пола оставались в неприкосновенности (притом что в детстве Джима, еще до Первой мировой, узкие в голени брюки носили все английские мужчины, включая премьер-министра).
Многие мальчики вступали по этому поводу в яростные споры со своими отцами — многие, но не Пол. Магазинов готовой мужской одежды, где продавались бы зауженные брюки, почти не было; обычно желающие относили свои мешковатые брюки портному-перешивщику, который «отнимал» нужное количество. Пол же ушивал у портного свои форменные штаны несколько раз и понемногу: сначала до 20 дюймов, потом до 18, потом до 16 — так, чтобы Джим не заметил убыли.
Он находил и другие способы провести отца, не прибегая к прямому обману. «Рядом с моим домом был портной, который все делал прямо при тебе, — вспоминает Иэн Джеймс. — Пол отправлялся в школу в штанах обычной ширины, а потом в обед ходил их перешивать. Если, придя домой, он услышал бы от Джима какое-нибудь замечание, он бы сказал: „Это те же штаны, которые ты видел, когда я уходил сегодня утром“».
Чаще всего в автобусе, который вез его в школу, Пол сидел рядом с еще одним учеником Института — бледным мальчиком с серьезным видом по имени Джордж Харрисон, который жил в Спике на улице Аптон-Грин, недалеко от бывшего дома Маккартни на Ардуик-роуд, и отец которого, Харри, работал водителем на муниципальных автобусных маршрутах. Нередко, когда Пол садился в 86-й номер на Мэзер-авеню, за рулем оказывался мистер Харрисон, и тогда доехать можно было бесплатно.
Джордж был на год младше и классом ниже в Инни, поэтому в течение дня их разделяла социальная пропасть. Однако на пути в школу и из школы они вполне могли общаться как друзья. На Пола произвела большое впечатление история, демонстрировавшая значительную разницу между их семьями. После какого-то проступка Джордж получил самое обычное для Инни телесное наказание: один или несколько ударов деревянной линейкой по ладони. «Учитель промахнулся мимо ладони и попал по запястью, так что остался большой красный рубец. На следующий день его отец пришел в школу и врезал учителю по носу. Если б я пожаловался папе, что меня побили, он бы сказал: „Наверное, по заслугам“».
После выхода «Heartbreak Hotel» основная часть разговоров Пола и Джорджа теперь посвящалась Элвису — его потрясающему голосу, его сногсшибательным нарядам, его гитаре, которая, казалось, была незаменимым инструментом для нагнетания женских страстей. Джордж рассказал, что его папа-водитель освоил гитару, когда служил в торговом флоте, и что у него самого теперь есть свой инструмент. Пол со своей стороны сделал гораздо менее сенсационное признание, что учится играть на трубе.
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
