Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
В войну популярная музыка стала неотъемлемой частью повседневной жизни, однако она по-прежнему не была специально ориентирована на молодежь. Вещание Light Programme («Легкой программы») ВВС обеспечивало работой десятки танцевальных оркестров, звучавших исключительно в живом эфире, в программах с названиями, немного напоминавшими военное время: Calling All Forces («Позывной всем войскам»), Workers’ Playtime («Рабочий досуг»), Music While You Work («Музыка в рабочий час»). Продажа пластинок уже превратилась в большой бизнес: в 1952 году New Musical Express начал публиковать «Первую дюжину», а в 1954-м расширил ее до «Первой двадцатки». Каждая новая песня одновременно издавалась в виде нот, чтобы ее, как в викторианские времена, можно было исполнять на пианино в гостиной.
Самыми популярными были хиты американских звезд эстрады — Гая Митчелла, Фрэнки Лэйна и Дорис Дэй, хотя английские подражатели Синатры Деннис Лотис и Дикки Валентайн тоже вдохновляли массы поклонниц. Круг самих песен — написанных теми самыми загадочными «профессионалами», к которым Джим Маккартни питал такое уважение, — как правило, ограничивался псевдоитальянскими или псевдоирландскими балладами, темами из последних диснеевских фильмов и номерами-курьезами вроде «How Much Is That Doggie in the Window?».
Несколько известных голосов были родом из Ливерпуля, в первую очередь Фрэнки Воэн, Майкл Холлидей и Лита Роза. Но, как и комикам, которыми город был более известен, — Роббу Уилтону, Томми Хэндли, Артуру Эски, — им советовали забыть ливерпульский акцент и никогда не упоминать на сцене о родном городе. Шоу-бизнес суеверно полагал, что любое яркое или востребованное явление должно иметь — или делать вид, что имеет — лондонское происхождение. Во всяком случае, оно никак не могло родиться в закопченном морском порту на берегах мутной реки, где-то далеко на северо-западе.
Подарком от отца на тринадцатый день рождения Пола стала труба. Инструмент, на котором Джим солировал до войны во главе собственного танцевального оркестрика, по-прежнему пользовался самым большим престижем на эстраде благодаря американцу Гарри Джеймсу и британцу Эдди Кэлверту, известному как «Человек с золотой трубой». В 1955 году его инструментальная версия «Cherry Pink and Apple Blossom White» из фильма «Под водой!» продержалась четыре недели на верхней позиции только что рожденной британской «Первой двадцатки».
Однако Джим и не помышлял о музыкальной карьере для Пола, даже такой скромной, как когда-то его собственная. Просто труба имела немалую социальную ценность в городе, где лучшие увеселения большей частью проходили в частных домах. «Если умеешь что-нибудь сыграть, сынок, — советовал он, — тебя всегда позовут на вечеринку».
Рок-н-ролл впервые прокрался в Британию под покровом темноты. Весной и летом 1955 года показы американского фильма под названием «Школьные джунгли» провоцировали волнения среди молодежной части аудитории, оставлявшей после себя разгромленные кинотеатры по всей стране. Реакция была адресована не фильму, повествовавшему о непослушных нью-йоркских старшеклассниках, а песне, звучавшей поверх начальных титров, — «Rock Around the Clock» в исполнении Bill Haley and his Comets.
Теперь, на расстоянии лет, эта вещь кажется довольно безобидной: вокалист приличным, разборчивым тенором попросту перечисляет, как в речовке, часы суток, в которые можно «качаться» («rock»), то есть танцевать. Но тогда для ушей взрослых британцев ритм, выбиваемый слэпом на контрабасе, и блеяние саксофона представляли собой какофонию, почти столь же разрушительную, как звук бомбежек прошедшей войны. Последствия и в самом деле окажутся почти столь же травматичными, да и гораздо более долговременными.
Поскольку войне так и не удалось расшатать британскую классовую систему, поначалу рок-н-ролл распространялся только в рабочей среде. Его первыми энтузиастами, зачинщиками тех самых беспорядков в кинотеатрах, были тедди-бои: молодые люди, бросившие вызов унылому национальному стилю своими эдвардианскими сюртуками с бархатным воротником и брюками-«дудочками», к которым прилагались такие аксессуары, как выкидные ножи, бритвы, кастеты и велосипедные цепи. Своей реакцией на рок-н-ролл «теды» пробуждали опасения, что подростковое хулиганство достигнет американских масштабов, накладывавшиеся на более древний и глубокий страх истэблишмента перед бунтом пролетариев.
Однако, как вскоре оказалось, музыкальная чума распространилась гораздо шире. За «Rock Around the Clock», взлетевшей на верхнюю строчку в новой «Первой двадцатке», последовала целая череда хитов Билла Хейли, каждый из которых имел в названии слово «рок» и провоцировал дальнейшую вакханалию. Когда Хейли посетил Британию в 1956 году, его, прибывшего на океанском лайнере, встречали толпы, которые вряд ли могла бы собрать даже молодая королева. Это была большая ошибка с его стороны. В полном противоречии со своей музыкой, Хейли оказался полноватым добряком с прилизанным завитком на лбу, в котором не было ни капли угрозы или провокации. Когда вскоре продажи его пластинок пошли на спад, британские родители вздохнули с облегчением, решив, что кризис миновал.
Но к тому моменту в Америке уже появился рок-н-ролльщик совсем другого типа. Подобно Биллу Хейли, носивший чудно́е имя Элвис Пресли выступал с гитарой наперевес, но, в отличие от любого другого солиста — любого белого солиста, — он использовал свое тело, особенно бедра и подкашивающиеся колени, для обнажения чувственной подоплеки своей музыки. Говоря иначе, это был чистый секс на каучуковой подошве. И если пагубному влиянию Хейли подвергся в основном мужской пол, то Пресли прежде всего воздействовал на женский, побуждая девиц пятидесятых, недавно еще таких сдержанных и благопристойных, заходиться в истерических воплях и ритмичных содроганиях, а также, повинуясь какому-то повальному импульсу, пытаться сорвать одежду со своего идола.
«Heartbreak Hotel» Пресли, записанный в январе 1956 года, оказался первой рок-н-ролльной вещью, правдиво отражавшей психику подростка со всей его тягой к драматизации и жалостью к самому себе. Пресли ни тогда, ни потом не повторил ошибки Билла Хейли и не стал встречаться со своей британской публикой, однако киносъемка донесла до зрителей образ абсолютного тедди-боя — с черными, зачесанными вверх волосами, задумчивыми глазами, постоянно приподнятой верхней губой, словно в знак презрения ко всему взрослому миру, который ненавидел его, боялся, высмеивал и проклинал. Следующие два года он будет иметь такой успех в британском хит-параде, какого до наступления следующего десятилетия не добьется никто.
Пол мгновенно стал адептом культа Элвиса, которого теперь уже называли только по имени. «Впервые я увидел его фотографию в журнале — кажется, это была реклама „Heartbreak Hotel“ — и подумал: „Ничего себе! Такой красавец… просто идеал. Мессия явился“». Теперь, когда его начинали одолевать мысли о матери, «Hound Dog», «Blue Suede Shoes», «Teddy Bear» и особенно «All Shook Up» (с его восхитительным — и проповедническим — бормотанием: «Mm-hm-hm-hm yay-yay-yeah») были ему неизменным утешением.
Еще он обожал Литтл Ричарда, первого чернокожего рок-н-ролльщика, обращавшего на себя внимание как своими исступленными воплями, так и откровенно голубыми манерами — в Британии, кстати, последнее абсолютно ускользало от внимания большинства. Хотя от природы Пол имел легчайший альт, он обнаружил, что может один в один подражать как мычанию Пресли, так и выкрикам Ричарда. Теперь на игровой площадке Инни толпа собиралась вокруг него послушать не радио, а рок-н-ролльный концерт.
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
