— Фу, нельзя, фу! — крикнула в отчаянии.
Угу, куда там, псина продолжает нестись на нас. И вокруг ни палки, ни камня, чтобы отогнать, да и всё равно у меня руки ребёнком заняты. Но самое обидное, что никто из присутствующих родителей ничего не предпринял, чтобы нам помочь, будто происходившее их вообще не касалось! Это было страшно, очень-очень страшно. Я растерялась, ещё пара мгновений — и в меня вонзятся клыки.
— Фу, нельзя! — взвизгнула снова.
И тут в собаку прицельно полетела чёрная спортивная сумка, сбивая с траектории и заставив заскулить.
— Нельзя, фу, пошёл прочь! — в голосе владельца сумки было столько силы и повелительных ноток, что пёс вжал голову в плечи и, напоследок рыкнув, затрусил прочь.
Мужская фигура приблизилась к нам, не узнать Димку было невозможно, хотя я и находилась сейчас на грани истерики. А он присел на корточки, быстро оглядел мои ноги и снова поднялся.
— Всё в порядке, я успел, — констатировал Зарецкий.
— Ты… оч-чень вовремя появился, с-спасибо, — у меня не было слов, чтобы выразить радость и облегчение.
— Я. давно возле дерева стоял, за вами двумя наблюдал. — ответил Димка и замолчал. Потом подобрал сумку и закинул на плечо. — Я его возьму, Тимка тяжёлый, — он забрал у меня плачущего брата, усадил себе на предплечье и обнял. — Ну чего ты? — начал приговаривать ему. — Собака уже убежала. Смотри, во-о-он она, далеко совсем. А мы с тобой давай на карусель пойдём! Я тебя быстро-быстро покатаю.
— Быстро-быстро? — заинтересованно откликнулся малыш и шмыгнул носом.
— Быстро-быстро, как тебе нравится. И Ангелину Павловну тоже покатаю, если она захочет,
— Дима притормозил, оглянулся на замершую столбом меня и снова принялся успокаивать и отвлекать брата, который уже понемногу начал улыбаться.
А я стояла, глядя на его манипуляции, и думала, что из Димки получится замечательный отец, идеальный просто. Меня бы кто вот так на ручки взял и приголубил. Но отца своего я не знала, а когда пыталась спросить у мамы, она сворачивала разговор. Видимо, не совсем порядочно с ней поступил, раз даже вспоминать его не хочет. Да и Яснопольская — это фамилия мамы, а от папы у меня только отчество.
Димка действительно катал меня на карусели, где сидения были достаточного размера, чтобы поместилась даже я, взрослая тётенька (ладно, это я лукавлю, потому что выглядела фактически старшеклассницей). В общем, картина была презабавнейшая: наша троица взяла в плен детскую карусельку, мы с Тимкой заливисто хохотали и визжали, вцепившись в поручни, а вокруг нарезал круги Дима, разгоняя нас до предельной скорости, потом ждал, пока мы накрутимся и начнём замедляться, и снова раскручивал. Я поначалу одной рукой придерживала воспитанника, боялась, чтобы случайно не слетел, но он и так держался будь здоров, а вот я соскальзывала, а потому стала использовать для опоры обе руки.
Странно всё это было, но мне безумно понравилось! Давно не испытывала подобного и не чувствовала такого прилива адреналина. Я в парках развлечения уже лет сто не была. Ага, с тех самых пор, как мы с Димкой ходили. Надо бы исправить это упущение и завалиться туда всем вместе! Если, конечно, Дима захочет пойти с нами. Или если я решусь его пригласить. Хотя если не решусь, он ведь всё равно поедет, наверняка, и будет в сторонке стоять и за нами присматривать.
В общем, прогулка, которая могла окончиться больницей и уколами от бешенства, завершилась на позитивной ноте. Тимка пришёл домой голодный, как волк, за ужином попросил добавки, послушно отсидел на занятиях, хотя я видела, что он подустал, и с удовольствием завалился на диван играть со мной в шашки, когда я дала отмашку отдыхать. Там, на диване, он и заснул, после чего Димка, который наблюдал за нашей игрой, перенёс братика на кровать.
Когда Зарецкий провожал меня до остановки, мы снова молчали, но на этот раз он шёл рядом, а не сзади, и в воздухе царила куда более спокойная атмосфера, чем обычно. Я чувствовала, что бывший воспитанник хочет мне что — то сказать, но не решается. Сначала думала его подтолкнуть к разговору, а потом решила, что пусть всё идёт своим чередом. Если захочет, обязательно скажет, ничто не удержит.
Так и произошло. Я присела на скамейку в парке, через который мы шли, чтобы завязать ослабевший шнурок на ботинке, и Димка приземлился рядом. А когда встала, он не поднялся следом и не дал отойти, а обхватил мои ноги, прижался щекой к бедру. «Как верный пёс», — сказал бы кто-то. Но я бы возразила: «Как человек, которому я очень дорога».
— Ангелина Павловна, я за вас с Тимой сегодня очень испугался. Не хочу даже думать о том, что могло произойти, если бы меня рядом не было.
— Я тоже не хочу об этом думать, — от одних только воспоминаний о зубастой пасти псины зябко передёрнула плечами. — Ты там был, и это главное, — растерянность от внезапных объятий смешивалась во мне с благодарностью.
— Вы же знаете, что я не могу долго на вас злиться. И обижаться больше тоже не могу, — заговорил парень задрав голову и заглядывая в мои наверняка удивлённые глаза. — Спасибо, что снова появились в моей жизни. Я был грубым, забудьте всё, что до этого говорил.
Господи, как же я боялась, что мы больше никогда не посмотрим друг другу в глаза вот так, как раньше!
— Не забуду, Дим, потому что ты был прав. Ты прости меня, что вот так тогда ушла, — сказала те слова, которые уже давно жгли губы. И сейчас Дима готов был слушать, а я собиралась быть максимально красноречивой, чтобы между нами больше не осталось недомолвок. — Я была не готова к такой привязанности с твоей стороны, хотя и сама привязалась не меньше. Мы с тобой перешли ту границу, которую няня и воспитанник не должны переступать.
— А я рад, что мы её переступили, — он сжал меня крепче. — Просто я в те дни был эгоистом, считал, что вы всегда должны быть рядом, потому что без вас мне плохо. И обижался, что ушли. А потом обижался, что снова пришли и будете всё время с Тимой. Но вы ведь взрослая, у вас своя жизнь, а я это не до конца понимал.
— Знаешь, Дима… — возможно, я потом пожалею о том, что сейчас собираюсь сказать, но молчать больше не могу. — Время, проведённое с тобой, было лучшим за все последние годы. Если бы была возможность, я бы вернулась в те дни.
— Если нельзя вернуться… Тогда давайте сделаем так, чтобы сейчас всё стало ещё лучше, чем было! — и продолжает глядеть на меня своими невыносимыми глазищами.
А я смотрю на него сверху вниз и понимаю, что надо бы разорвать объятия, да и люди вокруг на нас посматривают и улыбаются. Народу сейчас не очень много, но всё же.
— Дим. — машинально пригладила его слегка встрёпанные ветром волосы.
— Ангелина Павловна, можно спросить? — Димка без возражений позволил моим пальцам хозяйничать в его причёске. — Вы ведь обещали, что будете звонить, что не исчезнете бесследно, но так и не позвонили. А я. я вам звонил. Сначала (а пробовал я несколько месяцев!) номер был вне зоны, а потом ответил какой-то мужик.
