Только лишь пройдя так несколько шагов, я осознала, по чему именно ступаю. На земле подо мной, а также на несколько сот метров впереди, плотными рядами были уложены иссушенные временем мертвые человеческие головы. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что среди них есть и мужские, и женские, и даже малюсенькие детские.
Обернувшись ко мне, Серафим прошептал с благоговейным ужасом:
− На самом деле это целиковые человеки. Только по горло зарытые.
За рядами голов начинались новые шеренги трупов, но уже стоящих на коленях, а за ними – выстроенных по стойке смирно. Тела их были практически черными, лохмотья одежды трепетали на ветру, а кожа, измученная морозом, дождями и солнцем, напоминала потрескавшийся пергамент. Но они, как стойкие оловянные солдатики, продолжали внимательно смотреть вперед своими пустыми глазницами.
Заметив, что я несколько сбавила темп и отстала, оборванцы обернулись и, взмахивая руками, как неловкие птенцы крыльями, стали меня подбадривать:
− Да не бойся, скоро закончится это место. Вон, гляди, между людишками есть тропка, сейчас пройдем как по бульвару, − говорил Серафим.
− Страшиться их нечего, − подтвердил Максим, − они все уже давно мертвяки. К тому же, ненастоящие люди и не жили никогда по-человечески.
− А кто они тогда? – спросила я.
− Знаешь, как иногда бывает: смастерят изделие, а оно бракованное. Приходится выбрасывать на свалку, − иносказательно пояснил умный Максим.
− Я не понимаю.
− Мы, если честно, тоже, − признался он, − но нам и не положено понимать. Просто знаем, и все. В нашей «кастрюле» посидишь – еще не такого наслушаешься.
На этом он замолк и устремился вперед. Серафим же, заметив, что я опять торможу процессию, что было крайне опасно для двух беглецов, схватил меня под локоть и поволок по «аллее» между телами.
Несмотря на все увещевания, идти мне было страшно. Как я уже говорила, так уж повелось с раннего детства, что я боюсь трупов, которые, как мне казалось, прячутся под сугробами, да и вообще, мертвых человеческих тел. Из-за этой боязни я, в свое время, отказалась присутствовать на похоронах собственной бабушки. Какое-то чувство в глубине души, да и, чего там греха таить, голливудские сценаристы, всегда подсказывали мне, что ничего хорошего от них ждать не стоит, хоть разум твердил обратное: никакой опасности от трупов исходить не может, ведь это – всего лишь неодушевленные предметы. Но эти заставили меня отбросить все остатки здравого рассудка. Они как будто были живы и внимательно меня изучали тысячами опустевших глазниц. Более того, мне казалось, что, когда я проходила мимо, каждый из них поворачивал свои сухие головы в мою сторону, провожая меня взглядом. Мной овладел первобытный, ни с чем не сравнимый, страх, который подкашивает колени и прижимает к земле, заставляя кланяться себе, как господину. Казалось, кто-нибудь, нарушив незыблемость этих стройных рядов, сейчас протянет свою иссушенную руку и каменный хваткой вцепится в мою, пока еще теплую и пахнущую жизнью.
Конечно же, все обошлось, мои опасения не сбылись, и никто меня ни за что не схватил, ведь это были всего лишь сухие мумии – пустые оболочки без мозгов, нервов и рефлексов. Само собой, мне легко было об этом думать уже потом, когда недвижимое полчище осталось за нашими спинами.
Впереди же снова расстилалось белое пустое поле с бедным слоем снега поверх земли.
− Ну вот, мы и пришли, − с гордым видом сообщили мои провожатые, немного сбавив темп.
− Я так и знала! – в сердцах выкрикнула я и, вроде бы даже, топнула ногой от негодования. – Какая же я дура, почему сразу не догадалась, что меня обманут? Ну, и куда вы меня завели? В поле? Отлично… Поле чудес, блин, это надо было на такое повестись…
− Не поле, а полигон, − серьезно ответил Максим. – Здесь, как рассказывают, раньше проводили свои испытания какие-то умники-ученые. Заметила, что тут даже снега почти нет? Они его чем-то вытравливали, чтобы не мешал, а теперича он и вовсе сюда редко падает. Сегодня этот полигон заброшенный стоит, но после их екскриментов там все-таки кое-что осталось.
− Да, какая-то необычная и очень сильная штука, − закивал Серафим, − она у них, похоже, случайно получилась во время спиримента, а они не смогли придумать, что с ней делать, да так и бросили там.
− Ну, нет же, дурья твоя башка, − заспорил Максим. Эта штука ведь желания выполняет, так? А если каждый начнет просить у нее все, что ему в голову взбредет, что же из этого выйдет? Вот именно, ничего хорошего. Поэтому она и лежит тут, подальше от людских глаз и желаний.
Фима предпочел промолчат в ответ, и друзья-оборванцы, не сговариваясь, рухнули на колени и стали неспешно двигаться на четвереньках, явно что-то высматривая. Так и не поняв толком, что именно мы ищем, я все-таки последовала их примеру, при этом не без грусти осознавая, что полигон этот совсем не малых размеров. Но, похоже, они знали, где следует искать, и особо долго бродить по нему не пришлось – вскоре нам улыбнулась удача.
− Наш-о-о-л! – во всю глотку закричал Серафим, поднимая что-то с земли и отряхивая это от снега.
Мы приблизились и, затаив дыхание, стали разглядывать странный предмет, лежавшей на его грязной ладони.
Это был небольшой шарик, размером примерно с мячик для пинг-понга, сделанный из чего-то органического. Он был нежно-розового цвета, неровной формы, а его поверхность обволакивала прозрачная слизь. Серафим как будто держал в руке комочек живой плоти, покрытой слизистой оболочкой.
Мне с трудом удалось побороть подступившую тошноту, однако двое товарищей смотрели на находку без тени отвращения (что неудивительно, ведь это чувство они привыкли сами вызывать у окружающих), и даже немного с благоговейным трепетом.
− Как думаешь, это – оно? – полушепотом произнес Максим, словно опасаясь напугать этот полуживой шарик.
− Не, ну а что еще? – уверенно ответил Серафим.
− Тогда я первый загадываю! – не растерялся Максим.
Он откашлялся и, доверчиво наклонившись к шарику, негромко произнес:
− Хочу вернуться туда, откуда я, и жить там отныне безбедно.
В ожидании чуда, он замер, и простоял в позе истукана где-то с полминуты, однако по какой-то причине ничего не происходило.
− Дай лучше я! – скомандовал уставший от ожидания Серафим.
Теперь он наклонился к шарику, но заговорил не полушепотом, как его друг, а громко и уверенно, правда, его фраза не отличалась оригинальностью:
− Хочу вернуться туда, откуда я, и жить там отныне безбедно!
Снова ничего не случилось, если не считать, что я почувствовала ритмичную вибрацию воздуха, словно где-то, за многие километры отсюда, кто-то настойчиво ударял в тамтамы. Звук этот был настолько нездешним и чужеродным, что казалось, его принес горячий ветер другого континента, где в этот самый момент полуголые темнокожие люди собрались в круг, чтобы насытить кровью своих строгих, но справедливых богов, и вымолить у них долгожданный дождь.
