— Наказанием? — повторила за ним, зачарованно слушая его. Превращаясь в слух, алчно впитывая сказанное им. Столько твердости. Столько уверенности и…пророчества.
— Если ты не выйдешь за меня замуж и пройдешь эти стадии в одиночестве, — как — то странно изменилась интонация в предложении. Раздраженная и более не искушающая, как секунду. — Я же буду рядом, когда ты будешь болеть любовью ко…мне.
— Какой ты странный! — пробормотала Морганит, кинув ему в тон. — А ты не боишься первым заболеть?
— Я уже болен другой болезнью, — холодно отчеканил он, и она сжалась от ледяного тона. — Она намного серьезней и разрушительной. Тебе не интересно узнать? Скажу только после свадьбы. Нашей. Не смей отказывать. Твой отец ждет именно твоего ответа.
— Ральф, ты…Я не могу выйти за тебя замуж, — облизнула пересохшие губы. — Ты испортишь свою жизнь.
— Кстати, я уже подписал брачный договор, по которому не претендую даже на цент твоего имущества, — обескуражил. Лишил твердый почвы, толкая в какую — то пропасть, при этом же не давая сорваться. Удерживал. — Мне нужно твое согласие. Да и все.
— Да.
Приговор подписан. Альтернативная история. То, что совершает, сумасшествие. Неординарность. То, чего не должно быть. Нельзя. Там, где вечная тьма, нет места чему — то большему. Она поглотит и его. Как когда — то взяла в плен ее. Узником сделает. И он…прекрасно понимает, охотно принимая мрак. Соглашаясь и отдаваясь в плен.
Глава одиннадцатая
— Ваша дочь дала согласие. Очередь за вами, синьор Сальери.
Обстановка в роскошно обставленном кожаной мебелью кабинете накалилась до предела. Шикарность и помпезность в мебели. В декорациях и дорогих сувенирах. Только ему известно, какой ценой заработал это. Чью боль сделал фундаментом. Не честно заработанная собственность. Каждый стремится к ошеломительному успеху. Понимает, что в этом мире никогда не добьешься всего путем правды, прибегая ко лжи. Понимает, что приходится идти на жертву. Втаптывать человечность и превращаться в эгоиста. Понимает и принимает почти все, кроме одного. Предательство. Не оно должно быть соединительным мостом. Не пользуясь этим следует наживать богатство. Не предавая близкого другого. Не считая кого — то слабым дураком, лишь потому что его безоговорочно доверяли. Предать, вонзая нож в спину. Не просто удар, а в одно и то же место втыкать несколько раз. Прокручивать, изливая кровь, и убивая медленно. Жестоко.
— Наивная девочка, — недовольно цокнул языком Джованни Сальери, покачиваясь в кожаном кресле напротив Ральфа. — Думаешь, я ожидал другого ответа?
— Не думаю, — так же холодно ответил Ральф. Ненависть, которая копилась многие годы, грозилась вырваться наружу. Собиралась в бездонную дыру, наполняя его отвращением к тому, перед кем сейчас вынужден играть. Притворяться. Делать вид, будто ему прямо так уж не терпится жениться на дочери врага. Его кровь. Его испорченная грязная кровь.
— Ты подписал документы, — снова как — то не особо удовлетворенно заметил Джованни, бегло, наверное, уже в сотый раз окинув взглядом разложенные перед ним листы бумаги. — Ты отказываешься от имущества. Что ты говорил, а? Поешь в ресторанах по ночам?
— Подрабатываю, — подправил его Ральф. Кажется, эта маленькая ложь с работой обошлась ему около пяти тысяч евро, чтобы хозяин местной таверны, падкий и алчный толстячок, охотно согласился подыграть. В случае проверки — он подтвердит, как и весь персонал, что Ральф — ресторанный певец. Ирония. Голосом обладал, умел играть на скрипке, а вот петь не сложилось. Не пробовал. Не было времени, да и желания, тем не менее исполнить несколько куплетов, если пожелает Сальери, он не откажется. Ничего не оттолкнет, что приблизит к нему вожделенный шанс одержать реванш. Ради мести он пробует самую горькую и ненавистную смесь из вранья и лицемерия. Наигранного притворства.
— Сможешь содержать мою дочь на копейки в трущобах? — усмехнулся Джованни. — Сможешь исполнять капризы моей избалованной принцессы? Хватит силенок, дорогой мой?
— А вы позволите своей избалованной принцессе жить в трущобах и в чем — то нуждаться? — поддел его Ральф, не оставшись в долгу. Вот в этом весь Джованни Сальери. Всегда был таким. Мерзким. Двуличным.
— Ты же парень с гонором, — искривился в ухмылке мужчина. — Будешь жить в доме жены на ее деньги?
— Я же от них отказался, — парировал Ральф. — Где жить — мне неважно, но в ваших интересах, чтобы дочь находилась в тех условиях, к которым она привыкла. Мы же оба знаем, как нелегко адаптироваться будет ей в новом месте. С ее…особенностью.
— А ты — продуманный подонок, — саркастически отозвался Джованни. Ральф сжал кулаки, сдерживая рвущееся ответное ругательство. Потерпит. Снесет в последний раз оскорбление. Потом будет его чред. Унижать и растаптывать.
— Значит, тебе не нужно имущество жены, но согласен жить в нашем доме, — рассуждал Джованни. — Почти не знаком с ней, но хочешь жениться. Какое у тебя намерение?
— Благородное намерение, — мгновенно отозвался Ральф, оскалившись. — Я провел ночь с вашей невинной дочерью. Другой бы отец на вашем месте силой волок меня к алтарю, чтобы я спас ее честь.
— Тебе известно значение ее имени? — с неприкрытой одолевающей его злостью почти выплюнул он. Тщетно пытался загнать в ловушку. Старался, но, очевидно, осознавал — не удастся ни переубедить Ральфа, ни узнать истину. Через мгновенье яростный огонь в глазах потух, стоило снова заговорить о ней. — Драгоценный редкий камень. Мой бриллиант. Моя дочь. Бриллиант, упавший в грязь, не потеряют свою ценность. Его можно очистить, и он будет прежним. Я просто могу тебя…уничтожить, и об этой истории никто никогда не узнает. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Я не боюсь угроз, — теперь усмехнулся Ральф. — За деньги вы сможете купить своей дочери мужа, но не приобретете его отношение к ней. Вы же НЕ вечный, синьор Сальери, и не унесете с собой империю, а сможет ли ваша слепая дочь управлять ею? Слепая дочь.
— Зачем тебе слепая жена? — не отступал Джованни. Однако Ральф заметил, как напрягся тот. Попал в цель. Как и обычно. Наступил на больное место, постепенно завладевая его главной слабостью. Получая доступ для управления ею. Тонко, как в плетении изощренного кружева, не следует торопиться. В конце концов, он ждал двадцать три года.
— Она — моя ответственность, — по сути, не лгал сейчас. Кем она стала для него? Женщиной, отдавшей ему девственность. Ничего здесь нового нет. Пожелай он серьезных отношений — нашлась бы другая девчонка. Нет. Женщина, возбуждающая в нем дикое желание обладать. Телом. Душой. Мыслями. Подчинить, причем не жалея о содеянном. Слепая или зрячая — плевать. Видел в ней своенравную и дикую натуру. Так точно напоминающую ему себя. За что одновременно желал и ненавидел. Каждой клеточкой.
— Что тебе нужно еще? — нахмурился Джованни. — В сказки я не верю, и ты далеко не герой.
— Зря вы так обо мне, синьор Сальери, — наигранно грустно проговорил Ральф. — Я с…детства хотел быть похожим на вас. Своих родителей я никогда не видел, но часто слышал о вас. Сталкивался с вашей безмерной добротой, когда вы помогали сиротскому приюту, в котором я рос. «Святая Мария», помните? Я непременно буду похож на вас.
