Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 169
class="subtitle">* * *
Пишущему эти строки этот вопрос неизвестен точно, но можно предполагать, что между Москвой и штабом западных евразийцев существовали какие-то меркантильные отношения, вроде даже снабжения средствами.
Возможно, это обычная судьба политических авантюр, в которых одна сторона силится обмануть сторону другую, якобы «для пользы дела».
Но, по слухам, дело доходило до того, что кто-то, на манер Шульгина, даже ездил в Россию, где ему показывали, на манер князя Потёмкина, разные усердно работающие кружки «евразийцев». Соответственно с этим в писаниях евразийцев показались такие тирады, которые навлекли на них негодование всего культурного мира.
Очевидно для того, чтобы избыть этой навязчивой и внимательной толпы, нюхом чувствующей, где есть политическое жульство, евразийцы теперь выпустили вместо «Хроники» и вместо академических «Временников» – еженедельник «Евразию», где все статьи транспонировали на столь высокий и отвлечённый тон, что они оказываются просто в своём большинстве явно невразумительными и рассчитанными не на понимание, а на непонимание публики:
– Мы приняли, – говорит передовая в № 8 «Евразии», – русскую революцию как революцию интернациональную, нужную и благую для всего человечества…
Таким образом, получается вольт полностью в 180 градусов…
Вместо основания национального самопонимания и самораскрытия, евразийство в западном течении взяло на себя любимую русскую мессианскую идею во вкусе традиций московского университета, не имея для этого ни достаточно сильных фигур, ни достаточно сильных идей… «Всечеловеческий универсализм» их – вещь, которая не по пути для строительства России ближайших дней…
И поэтому с древа евразийства должно осыпаться всё то живое и непосредственное, что ставит себе на первом плане национальные, а не интернациональные задачи, под какими бы то ни было соусами…
* * *
И листья действительно посыпались. Первый и наиболее значительный в чёткости своей мысли евразиец князь Н.С. Трубецкой письмом в № 7 «Евразии» – заявляет о своём выходе из евразийской организации.
– «Евразия» в своих выпусках отмечала одно течение евразийства… – говорит он, – я признаю невозможность в ближайшее время восстановить внутреннее необходимое единство и равновесие евразийства… Нести ответственность за теперешнюю эволюцию евразийства я не хочу и не могу…
Этот выход из организации, в сущности, главного основоположника евразийства показал, что раскол зашёл слишком далеко, что его скрывать нельзя. Пора заявить о том, что в евразийстве появились ереси.
Место не позволяет мне коснуться этих ересей в настоящей статье, но надо отметить, что это левое примиренческое течение евразийства втянуло в себя самым причудливым образом для основания указанного выше интернационализма – марксизм и федорианство, элементы далеко не одинаково почтенные, но одинаково чуждые евразийству.
Можно считать, что грядущее десятилетие будет десятилетием смерти мифа марксизма как социологической теории истории; что касается федорианства, т. е. учения Н. Фёдорова, бывшего библиотекаря Румянцевского музея в Москве, выраженного в его книге «Философия Общего Дела», то это учение, глубокое и важное по своему содержанию, едва ли так, наспех, может быть употреблено для подкладки евразийству «стиля нуво».
И поэтому мы с прискорбием констатируем:
– Кризис евразийства зашёл слишком далеко, и, вышедшее динамично и чётко из правильных посылок, оно заблудилось в русском интеллигентном бездорожье. Мы резко и определённо отмежёвываемся от него и кладём руль в сторону систематического исследования проблем русской истории и культуры с точки зрении общности судеб Азии и России, думая, что программа эта будет исполнена не в скороспелом «ударном порядке», а растянется на сотню лет культурной работы русского общества, а главное – будущего национального русского министерства иностранных дел.
Гун-Бао. 1929. 31 января.
Обскурантизм или гуманизм?
В нашей газете уже упоминалась как крайне симптоматичная – статья Н.Бердяева в № 13 «Пути» (изд. в Париже) под заглавием «Обскурантизм». Мы ещё раз возвращаемся к этой теме, ввиду того несомненного значения, которое она обнаруживает.
Итак, Бердяев обвиняет всё русское общество не в чём другом, как в обскурантизме, тем самым бросая ему по старым понятиям едва ли не тягчайшее обвинение.
Что такое обскурантизм?
Бердяев совершенно правильно определяет это понятие, говоря, что «обскурантизм есть принципиальное отношение к знанию, к просвещению»… Сам обскурант может быть просвещённейшим человеком, может быть последовательнейшим и радикальнейшим мыслителем; его обскурантизм начинается тогда, когда он начнёт предупреждать проникновение той или иной просвещённости в массы:
– Для массы надлежит непросвещённое состояние – вот заповедь обскуранта.
Оглядевшись кругом, Бердяев и находит, что это обскурантское (то есть буквально – затемнительное) настроение прорезывает теперь все слои русского общества. Обскурантски настроена эмигрантская интеллигенция, не исключая молодёжи, поскольку последняя далека от разных просветительных тенденций для народа и поскольку ею управляет страх революции; обскуранты и сами большевики, поскольку они не пропускают в массу никакого просвещения. Наконец, обскурантски настроена сама церковь православная, поскольку она не больно любит софианистические настроения известной части русского кружка, которой прилежит и Бердяев, и в лице того же митрополита Антония обороняется, и весьма энергично, от этих запоздалых отрыжек утончённого александрийского гностицизма.
Конечно, ситуация, обрисованная Бердяевым, очень страшна; но вопрос позволителен в том смысле, справедлива ли сама эта обрисовка?..
Действительно, не встречаемся ли мы в этом определении с некоторой аберрацией, некоторым искажением – пережитком от старых времён русской интеллигенции?..
– Обскурантизм – в русской молодёжи! Обскурантизм – в русской интеллигенции… Неужели тени Аскоченского и Победоносцева и прочих «жупелов» встали и распростёрли свои крылья над осознанием русской действительности?
В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простёр совиные крыла…
Это было бы чересчур жестоко! Неужели интеллигенция возжаждала просвещения только для себя самой? Неужели революция – читает книги только в лице тонких и скептически настроенных вождей? Или впрямь церковь в лице своих пастырей софианна до конца и тщательно огораживает верующих, чтобы туда не проникло зерно утончённого скепсиса или, наоборот, – вдохновенного гнозиса?
* * *
Должно не обинуясь сказать, что такое изображение состояния умов русского общества – не соответствует действительности. Это изображение – выцветший дагерротип с прежних счастливых дней.
Как двадцатитысячнопудовая ферма моста незаметно, но неуклонно движется на своё место под натяжением притягивающих её воротов и стальных тросов, так и история движется там, где она кажется неподвижной. Бердяев отметил лишь внешнее явление – привыкнув в продолжение десятилетий быть в центре ведущей русской группы, всегда что-то значить, он вдруг заметил, что вдруг остаётся один.
Оценить это событие, объяснить его только как «обскурантизм», то есть только взять старое понятие, вернее старый полуобраз из прошлого, – значит не оценить его вовсе.
Этот образ приходит как объяснение лишь только в том случае, если оставить неприкосновенной систему старых координат, которыми
Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 169
