Специалист по лечебной физкультуре, Эренборг очень беспокоился о здоровье своего благодетеля в его предстоящей поездке в Италию. Он дал ему адрес коллеги в Сан-Ремо и рекомендовал массаж каждый день в определенное время дня. «Массаж положительно скажется на твоем сердце и пищеварении, а также на кровообращении»97.
Откликнулась и Берта фон Зутнер. В недавнем письме Альфред упомянул о проблемах с сердцем – у него, «лишенного сердца в переносном смысле». Новость огорчила ее. Как мог Альфред утверждать, что у него нет сердца? Такое утверждение невероятно далеко от истины. Берта фон Зутнер перечислила все конкретные успехи движения за мир. «Ничего из этого я не смогла бы сделать без той помощи, которую Вы предложили мне». На всякий случай она подчеркнула оба слова по четыре раза. «Сжав руки, молю Вас – никогда не отзывайте свою поддержку, никогда, даже по ту сторону могилы, которая ждет нас всех»98.
* * *
Итак, Альфред отправился в Сан-Ремо, где его ждали дворецкий Август Освальд и химик Хью Беккет. Освальд и Беккет привыкли к перепадам настроения и болезням Альфреда, но на этот раз им показалось, что он восстановился на редкость быстро. Он выглядел необычно бодрым и сказал, что он в отличном настроении.
С большим воодушевлением Альфред с головой окунулся в новые лабораторные эксперименты, как в прежние времена, когда рабочие дни продолжались с раннего утра до позднего вечера. Он утверждал, что чувствует себя помолодевшим, и в те дни даже начал ездить верхом, как рассказывали потом Освальд и Беккет 99.
Он вел себя как человек, которому удалось обмануть смерть.
Последовав совету Эренборга, Альфред нанял его коллегу для ежедневного лечения. Тот массировал ему «печень, селезенку и голову», и именно после такого лечения Альфред вдруг почувствовал себя плохо. Послав свою визитную карточку врачу, он попросил его заглянуть.
В середине дня во вторник 8 декабря доктор Улиссе Мартеньери обследовал Альфреда Нобеля в его кабинете на «Вилле Нобель». Альфред жаловался на головные боли с левой стороны, отдававшиеся в шею. Он ощущал их уже несколько дней, и теперь сокрушался, что не проконсультировался с врачом, прежде чем начать курс массажа. Ведь он знал, что у него тромб. Врач прописал ему капсулы со смесью кокаина. Альфред проводил его до дверей и в целом не казался особо больным.
В пять часов вечера за доктором Мартеньери снова послали, прося немедленно прибыть на «Виллу Нобель». На этот раз все оказалось серьезнее. Альфред Нобель лежал в постели. У него внезапно отнялась правая рука, он смог снова пошевелить ею только через двадцать минут.
«Может ли быть причиной тромб?» – спросил Альфред.
«Да, но он, похоже, невелик. Ведь подвижность руки вернулась», – ответил врач. Однако он остался еще на несколько часов, чтобы понаблюдать за больным. Затем прописал прикладывать к голове пузырь со льдом каждые десять минут и пообещал заехать еще.
Сорок пять минут спустя за ним снова послали с «Виллы Нобель». Дворецкий Август Освальд попросил передать, что состояние господина Нобеля ухудшилось. Когда прибыл врач, у Альфреда уже парализовало всю правую половину тела, отнялась способность говорить. Его лицо исказила гримаса боли.
«Это кровоизлияние, а не тромб», – подумал Мартеньери и поставил Альфреду пять пиявок на виски. Призвав коллегу, он остался рядом с пациентом. Вторник 8 декабря 1896 года подходил к концу. За ночь состояние Альфреда Нобеля еще ухудшилось, на следующий день он уже не мог глотать, а к вечеру среды впал в кому. Врачи заявили, что надежды нет. «В 2 часа утра 10 декабря господин Нобель тихо, без агонии уснул вечным сном», – писал в своем отчете Мартеньери.
Альфред Нобель закончил свои дни, как и жил. В одиночестве. Его ждала судьба, которую он в минуты уныния рисовал себе как самый ужасный финал: встретить смерть в окружении людей, которые служат ему за деньги, отойти на вечный покой «в обществе лишь какого-нибудь старого верного слуги, да и тот будет ломать голову, завещал ли я ему хоть что-нибудь».
На письменном столе в его кабинете нашли неоконченное письмо к Рагнару Сульману. Оно касалось пороха без нитроглицерина. Там же лежала кассовая книга Альфреда Нобеля с его самой последней статьей расхода:
«Благотворительность: разное. 500 франков»100.
Часть V. Все внимание Норвегии – и делу мира
«Это завещание останется великолепным памятником любви к человечеству».
Le Figaro, 7 января 1897 Непростая задача шведу приехать в Осло через несколько дней после 50-километровой лыжной гонки в Хольменколлене. Редко когда старая ненависть к унии проявляется так явно, как во время важных лыжных соревнований. В марте 2019 года иду по улице Генрика Ибсена и думаю о том, каким унижением показалась многим шведам новость о норвежской премии мира Альфреда Нобеля в начале 1897 года. Такое можно сравнить только с тремя норвежцами на пьедестале почета – на зимних Олимпийских играх в Швеции.
Норвежский Нобелевский институт в Осло уже более ста лет занимает красивое здание в стиле модерн рядом с дворцовым парком Слоттспаркен. В годы Второй мировой войны немецкие оккупанты не решились туда войти, опасаясь нечаянно оказаться на территории Швеции. Во время мгновенного захвата страны в 1940 году Альфред Нобель принес Норвегии конкретную пользу. Ранним утром 9 апреля немецкие крейсеры с тысячами солдат на борту вошли в Осло-фьорд. В крепости Оскарсборг стояли три норвежские пушки образца 1893 года, заряженные баллиститом, бездымным порохом Нобеля. После двух-трех попаданий немецкое судно «Блюхер» пошло ко дну.
Кабинет директора Норвежского Нобелевского института Олава Ньёльстада находится рядом со святая святых премии мира – залом заседаний, где пять членов Норвежского Нобелевского комитета каждый год выносят свое решение. Мы заглядываем в зал. Он оформлен в приглушенных зеленых тонах. В овальной столешнице красного дерева отражается хрустальная люстра. На стенах в строгих рамах портреты всех лауреатов премии мира.
Несколько недель назад именно здесь произошел предварительный отбор претендентов на премию 2019 года. Триста один номинант на премию мира, одна из самых высоких цифр за всю историю – все это сократилось до списка с куда меньшим количеством имен. Сколько именно, мне не положено знать, говорят только, что обычно это «пять-десять процентов номинантов».
«Остальные на этот раз отсеяны, но быть номинированным уже само по себе почетно. Если в мире произойдет нечто новое, их кандидатуры снова могут возникнуть – и так до последнего момента», – поясняет Олав Ньёльстад, который к тому же секретарь Норвежского Нобелевского комитета.
Премия мира Альфреда Нобеля приобрела политическое значение, едва о ней стало известно в январе 1897 года. Норвежское национальное самосознание укрепилось. Был сделан вывод, что только что ушедший меценат считал «младшего брата» Норвегию более прогрессивной, демократичной и нацеленной на мир страной, чем Швеция.
