По возвращении, он услышал звон бьющегося стекла как раз когда поднимался по последним ступеням, и осколки захрустели под ногами, как только он вошел в комнату.
Винный кувшин, по счастью, пустой, угодил в стену с такой яростной силой, что весь пол вокруг поблескивал, словно заиндевевший.
— Прошу прощения. Он выскользнул, — произнес Николас.
Вид у него был бледный, как во времена работы в красильне, но в остальном он вполне владел собой.
— Ну и свинарник, — заметил на это Юлиус. — Если бы только что на моих глазах ты не сколотил целое состояние, и не будь ты мужем моей хозяйки, я бы тебя с удовольствием отколотил. Слышишь, стучат? Это либо Лоппе, либо таверщик явились узнать, не перебили ли мы тут все окна Объясняйся сам. А как только здесь приберут, я хочу узнать, что происходит. От начала и до конца.
Но он так ничего и не узнал. Пока Лоппе, храня гробовое молчание, выметал стекло, Николас с запозданием отправился отдать необходимые распоряжения для утреннего отъезда. Тем временем, Юлиус велел принести ему еще кувшин вина, — на сей раз оловянный, — и устроил себе небольшой праздник, а затем улегся в постель.
Некоторое время он еще лежал без сна, погрузившись в раздумья. Одно дело — с усмешкой наблюдать за юнцом, у которого хватило дерзости жениться на своей хозяйке. Но работать с ним или под его началом — уже нечто совсем иное. Ему следовало понять это, глядя, как лекарь обращался с Николасом. А сейчас, если он желает поучаствовать в их новой затее, то придется привыкать относиться к Николасу так же, как Портинари — на равных.
Он отбыл из Абруцци, готовый принять любое новое назначение на то время, пока наемники не ведут боевые действия. Николас, который слишком быстро уставал, постоянно откладывал этот разговор. Но, несомненно, еще до прибытия в Брюгге, Юлиус узнает все подробности. Судя по сегодняшнему дню, он не сомневался, что дело будет выгодное. Стряпчий всегда считал Клааса молодым человеком, наделенным некоторыми способностями, однако теперь видел, что недооценивал его. Занятно, что и Феликс в последнее время совсем иначе вел себя со своим бывшим слугой. Он принимал участие во всех переговорах и, самое поразительное, никому не проболтался о том, что узнал.
Но Феликса больше нет. Теперь наследниками станут младшие дочери — и их будущие мужья. Но ведь тут речь идет лишь о компании Шаретти. А уже сейчас Николас начал затевать что-то свое. Очень скоро, при поддержке нужных людей, он сумеет добиться куда большего. Значит, о гордости следует забыть. Принять его как равного. И, возможно, помочь пойти еще дальше. Так далеко, как он бы не отважился в одиночку.
Будь Николас чуть постарше, то, вообще, не было бы никаких вопросов. Чистое любопытство удержало бы Юлиуса рядом. Однако сейчас еще следовало убедиться, сможет ли он смириться с тем, что Клаас стал мужем демуазель. Но почему бы и не попробовать? Видит Бог, дело того стоит. Он перевернулся на бок и, к возвращению Николаса, уже крепко заснул Стряпчему было бы приятно узнать, что и Грегорио, задолго до него, пришел точно к таким же выводам.
* * *
В этом году фландрские галеры прибыли в Брюгге очень рано. Уже в первую неделю сентября они торжествующе вошли в гавань Слёйса, под ослепительно синим небом, и толпа на причалах с восторгом следила, как опускаются белоснежные паруса. Затем точно и четко, словно нарисованные, гребцы вскинули весла, и суда, под рев сверкающих на солнце труб, медленно двинулись к местам стоянки.
В трюмах своих они везли слоновые бивни и коричневый сахар. В этом году из Дамасска они доставили имбирь, а с Кипра — лиловый камлот. И целых сорок бочонков коринки. Как всегда, драгоценные камни: рубины, бирюзу, бриллианты и жемчуг, растертый в порошок, для аптекарей. Был там жатый шелк, и красочный лак, и засахаренные фрукты, и тридцать мешков отличного хлопка. Также муаровые шелка из Сирии, астраханская овчина из Мессины, сера с Сицилии, фарфор с Майорки и розовая вода из персидских садов. Колокольчики для мессы, молитвенники и музыкальные сборники, и стеклянные кубки для питья разных цветов, включая розовый. Индиго из Багдада и чернильные орешки, марена и кермес. А еще сто пятьдесят бочонков мальвазии; и балласт, целиком состоящий из квасцов.
В этот год капитаном оказался венецианский вельможа по имени Пьеро Зорзи.
Марианна де Шаретти, как обычно, со всеми домочадцами оставалась на это время в Брюгге. Сейчас она, вообще, все чаще жила здесь, и хотя в Лувене действовал ее доверенный человек, отлучки туда сделались более редкими. Все отмечали, какой усталой вдова выглядит с тех самых пор, как в апреле уехал ее сын Феликс, и конечно, после того ужасного пожара. С месяц она была сама не своя, пока, наконец, в июне не пришла весть, что ее мальчик жив и здоров, и находится в Женеве, вместе с этим сорвиголовой Клаасом. А затем, четыре недели спустя, пришло это письмо, доставленное в Брюгге курьерами Медичи. Николас, тот мальчишка, которого она взяла себе в мужья, уехал куда-то в Италию и не собирался пока возвращаться. А ее драгоценный Феликс, которому даже не позволили участвовать в турнире, когда он так этого хотел, — вот поди-ка! — отправился на войну: в Неаполе сражается за короля Ферранте.
И кто же толкнул его на это, скажите на милость? Впрочем, чего еще ждать женщине, если уж она забыла свое место и пытается как мужчина заправлять наемниками? Рано или поздно любой мальчишка, у которого есть хоть капля отваги, пожелает надеть доспехи и показать, чего он стоит. Ей некого винить, кроме самой себя. Разве что, еще этого сорвиголову…
И все же тоскливо стало без Клааса. Вдова, должно быть, тоже скучает по нему. И по его шуткам, помимо всего прочего.
Разумеется, Марианна де Шаретти знала, что о ней говорят. Выручала необходимость работать без устали. И, конечно, помощники, которых подобрал для нее Николас. Грегорио стал ее правой рукой. Но также она никогда не справилась бы без поддержки Беллобра, Кристофеля, Хеннинка и Липпина. Все они трудились, не покладая рук, чтобы восстановить утраченное и сделать свою компанию именно такой, какой они желали, и о чем мечтали в те первые дни после пожара.
Поначалу было невероятно тяжело. Но затем, в самом начале июля, Томмазо Портинари явился к ней, разом с добрыми и дурными вестями. С письмом, где говорилось, что Феликс и Николас отправились воевать в Италию. И с пакетом, где были долговые расписки, выданные на банк Медичи, с такими суммами, каких она никак не ожидала увидеть. Деньги за кондотту: за дополнительных наемников, найденных столь своевременно и вооруженных ценой минимальных затрат. А также — невероятно! — деньги от компании Флёри. Каким-то образом Николас заставил Жаака де Флёри признать долги и убедил Медичи оплатить их. В то время это показалось вдове настоящим чудом. Что касается следующего гостя, то она сперва не знала, как с ним себя держать, ибо прежде не вела никаких дел с венецианским торговцем Бембо. И лишь когда они остались наедине в кабинете, этот незнакомец извлек из своего кошеля бумагу, которая поразила ее сильнее, чем все предыдущие.
После его ухода Марианна позвала к себе Грегорио и показала ему, что прислали Феликс с Николасом. Здесь были их подписи, а также имена генуэзцев и венецианцев, которые ей мало что говорили. Денег оказалось достаточно, чтобы расплатиться со всеми долгами. Но также упоминалось и о будущих поступлениях, которые принесут им настоящее богатство.
