И тем не менее министры пребывали в уверенности, что даже при всех мерах предосторожности со стороны королевы многие конфиденциальные документы могут оказаться в ненадежных руках человека иностранного происхождения. Иначе говоря, они считали, что королева доверяет ему гораздо больше, чем это полагается чиновнику подобного ранга, оформляет запросы по его просьбе и вообще относится к индийским делам исключительно с мусульманской точки зрения, что, естественно, происходит не без пагубного влияния «индийского секретаря». Так, например, когда он посоветовал ей создать в Индии мусульманский колледж, она пообещала сделать это даже в том случае, если ей придется пойти на некоторые уступки индуистским колледжам. Впрочем, по мнению королевы, «индуистские колледжи вряд ли нуждаются в такой помощи, так как их довольно много по всей стране».
Доверие королевы к Абдулу Кариму стало настолько прочным, что это не могло не вызвать обеспокоенности, усугубляемой тем обстоятельством, что «индийский секретарь» поддерживает тесные дружеские отношения с молодым адвокатом Рафиуддином Ахмедом, близко связанным с Мусульманской патриотической лигой и подозреваемым в передаче Афганистану важных государственных секретов, полученных им от Мунши. Дело дошло до того, что лорд Джордж Гамильтон, министр по делам Индии, выразил серьезные сомнения в необходимости посылать королеве конфиденциальные документы, если она допускает к ним своего «индийского секретаря». Кроме того, он предупредил, что индуистская община будет крайне возмущена, если узнает, что британская королева во многом доверяет мнению мусульманина Абдула Карима. «Я не думаю, — говорил он вице-королю Индии лорду Элджину, — что Мунши представляет для нас ту опасность, которую часто предрекают некоторые политики. Премьер-министр Солсбери согласен с этим мнением». Однако он добавил при этом, что Мунши является «глупым человеком и именно поэтому может оказаться слепым орудием в руках более опытных и искушенных людей».
В 1894 г. старшие по рангу представители придворной аристократии направили королеве деликатный по форме, но весьма резкий по содержанию протест против тех предпочтений, которые она отдает Мунши, чье социальное происхождение далеко не соответствует тому положению, которое он пытается занять. Королева была крайне возмущена этим протестом и без колебаний нанесла ответный удар:
«Все предположения о низком происхождении бедного Мунши не могут вызывать никаких эмоций, кроме искреннего негодования, и совершенно недопустимы в такой стране, как Англия... Она хорошо знает имена двух архиепископов, которые были соответственно сыновьями мясника и бакалейщика, а также имя известного в политических кругах канцлера, отец которого был простым шотландским священником. Можно вспомнить также сэра Д. Стюарта и лорда Стивена, которые в детстве бегали босиком за неимением обуви... К ним можно добавить Мэпл и Дж. Прайс, которые удостоились аристократических титулов баронета... Отец Абдула Карима был известным хирургом и прослыл необыкновенно честным и порядочным человеком, а сам Абдул оскорблен до глубины души необоснованными нападками. Нет никаких сомнений, что источником этих грязных сплетен являются завистливые индийцы или англо-индийцы... Королева искренне сожалеет о случившемся и выражает сочувствие оскорбленным чувствам Мунши».
Вознамерившись заткнуть рот всевозможным оппонентам, королева отправила телеграмму сыну Генри Понсонби, который в то время служил адъютантом вице-короля в Индии и должен был вскоре получить высокую должность конюшего при королевском дворе. В ней она попросила навести справки относительно отца Мунши и срочно сообщить ей о его положении в обществе.
«Разумеется, я сразу же приступил к выполнению приказа королевы, — отметил в своих мемуарах Фредерик Понсонби. — А когда вернулся домой и получил у нее аудиенцию, то первым делом услышал вопрос, разыскал ли я отца Абдула Карима. Я ответил, что этот человек вовсе не был главным хирургом в индийской армии, а служил аптекарем в одной из индийских тюрем... Она решительно отвергла подобную возможность и безапелляционно заявила, что я, вероятно, встретился не с тем человеком... А чтобы еще больше подчеркнуть свое неудовольствие моим сообщением, она в течение целого года не приглашала меня на ужин».
Информация Фредерика Понсонби о том, что Мунши соврал королеве насчет своих родителей, отнюдь не уменьшила ее доверия к своему «индийскому секретарю». Рэндалл Дэвидсон и принц Людвиг Баттенбергский, который выполнял роль посредника в споре между королевой и ее придворными, пришли к выводу, что королева просто «не в себе» и уже не может контролировать своего отношения к этому ужасному человеку. На вечеринках она усаживала его рядом с фрейлинами, уговорила премьер-министра и министра по делам Индии, чтобы они позволили ему создать Общество порядка в Индийской империи, и даже написала старшей дочери, чтобы императрица показала ему свой дом в Кронберге во время пребывания Мунши в Германии. Он не ел мяса, довольствовался исключительно овощами и фруктами, иногда пил молоко, и королева совершенно искренне считала, что не делает ничего предосудительного, выделяя его из числа других придворных. А в 1894 г., когда она отдыхала на вилле Фабрикотти во Флоренции, Мунши отправил во «Флоренс газетте» свою фотографию, сопроводив ее краткими биографическими сведениями:
«Мунши Мохаммед Абдул Карим, сын доктора хаджи Мохаммеда Вазирудина... прибыл в Англию в 1887 г. для несения службы при дворе королевы и императрицы Индии Виктории. В первое время он исполнял обязанности мунши Ее Величества и индийского клерка. В 1892 г. он был назначен индийским секретарем Ее Величества. Он является выходцем из хорошей и весьма почитаемой в Индии семьи. Все члены его семьи находятся на правительственной службе и занимают высокое положение в обществе... Под его началом находятся все индийские слуги королевы, а он сам выполняет важные обязанности при дворе Ее Величества».
Во время его пребывания вместе с королевой во Флоренции доктор Рид составил список примеров безобразного поведения Мунши, которые свидетельствовали о зависимости королевы от этого странного человека. Так, например, он не позволял индийским слугам ехать в том же железнодорожном вагоне, в котором находился сам, фактически присвоил себе право пользоваться ванной и туалетом фрейлин королевы и постоянно жаловался на невнимание к своей особе со стороны итальянской прессы. Узнав о его жалобах, королева приказала одной из своих придворных дам, миссис Макдональд, поговорить с курьером, чтобы тот позаботился о более внимательном отношении итальянских газет к персоне ее «индийского секретаря». «Итальянцы говорят, — комментировал доктор Рид, — что он превратился в «индийского принца», в которого королева по уши влюблена».
В январе 1895 г., вскоре после возвращения королевы из Флоренции, Фредерик Понсонби сообщал вице-королю Индии лорду Элджину:
«Оказалось, что Мунши представляет собой гораздо более серьезную проблему, чем я думал ранее. Мне казалось, что здесь никто не понимает, что на самом деле представляет собой этот человек, но потом я выяснил, что принцесса Луиза, принцесса Беатриса, принц Генрих и многие другие придворные неоднократно говорили королеве об этом деле. Даже премьер-министр и министр по делам Индии пытались объяснить ей суть происходящего, но все тщетно. Королева никого даже не слушает и считает, что они просто ничего не понимают... Все попытки переубедить ее оказались бесполезными. Сейчас Мунши занимает то же самое положение при дворе, которое раньше занимал Джон Браун. Мне сообщили, что все ваши письма, включая письма леди Элджин, неизбежно попадают в руки Мунши, он их тщательно изучает, а потом наиболее важные сведения передает обратно в Индию.
