страсть к деньгам ради водки, с которыми познакомились они с легкой руки наших поморов, доводила некоторых до воровства и даже до убийства.
Старик и богач пользуются у лопарей одинаковым почетом. Лопарка, не рожавшая детей, наказывается презрением. Умерших почитают, сопровождая погребение их особыми почетными обрядами; могилу их отличают насыпным курганом, прикрытым кережкой, или санями, опрокинутыми вверх копыльями.
Поживее идет жизнь лопаря, когда река или море дает обильную добычу рыбы, когда семгой кишат реки и сельдями наполняются заветренные морские заливы до того, что вода превращается в живую рыбную кашу. Зимнюю спячку свою разнообразит дикарь иногда тем, что на узких и длинных лыжах, обтянутых оленьей шерстью снаружи, и с жердью в руках бегает он за лисицей, волками, горностаем и на медведя в те места тундры, где вяжется кое-какой ивняк и растет приземистая, коренговатая березка-стланка. С изумительной ловкостью всходит он на этих лыжах на высокие горы и с поразительной быстротой сбегает вниз в долины. В этом искусстве у лопаря нет соперников; но зато других искусств он никаких не знает и ничем похвалиться не может. Меткостью взгляда при стрельбе в зверя он уступает самоеду, на медведей в одиночку не ходит, а ловок в ловле дикого оленя — по привычке и наметке, да к тому же лопарь, еще не убивший дикого оленя, и жениться не имеет права.
Свадьбу лопарь справляет забавно и невесту у родителей покупает. Вместе со своей родней идет жених в вежу невесты: его не пускают; он с молитвой: «Господи Иисусе!» — начинает стучать. В полуоткрытую дверь просовывается изнутри придверник и, щуря глаза, грубым и сердитым голосом спрашивает: «Не вижу, что за люди пришли?» Ему подают полтинник; он трет им один глаз и щурит другой. На этот глаз тоже поступает полтинник. Лопарь все-таки гостей не пускает: «Горло болит»; ему дают платок. «Озяб», — говорит; водкой поят. С этим он прячется и высылает другого придверника. С этим та же история. Этому проводники жениха говорят, что идут от заморского купца, у которого улетела золотая птица и спряталась тут. «Войдите и посмотрите». Входят гости в избу, ухватясь руками за плечи друг друга и гусем. Жених впереди что есть в нем силы топает ногами. Его осаживают, как оленя, криком: «Тпру!» Невесты нет, но сидит родня ее, и отец, понурив голову, притворяется спящим. Его бьют кокотками в голову и дарят, когда он попросит на починку головы, шеи, глаз и всего, чего захочет. Когда жених одарит всех, выводят невесту: «Не это ли золотая птица»? Но сваха не открывает лица и просит подарка. Откроет: «Она!» Тогда сват берет руку жениха под мышку, а кисть руки, повернув вверх ладонью, кладет на свою. То же делает сваха с невестой. Чуть дотронутся руками и отхватят; поднесут и отдернут: и так до трех раз. Жених один уезжает домой, а остальные лопари начинают пьянство. На другой день бывает свадьба уже без всяких обрядов. Лопарь молодой год работает на тестя; потом ладит свою вежу и лето рыбачит; зиму живет летней добычей по примеру всех родичей.
Рыбак-лопарь живет грязно: за то имя его стало бранным словом у русских соседей, хотя он и крепко тянет в русскую сторону. Лопари наши начали кое-где строить бревенчатые избы; охотно нанимаются жить в работниках у русских хозяев; полюбили русский ржаной хлеб и без него не обходятся, если временем при скудости запасов и мешают его с сосновой корой. Почти все лопари хорошо говорят по-русски. К тому же они крещены в православную веру и знакомы теперь со многими русскими свычаями и обычаями. Все это добрые знаки к тому, что и они могут скоро обрусеть и сольются со своими сильными соседями, как сделали это многие некогда кочевавшие финские народы: весь, меря, мурома и другие.
Упорнее стоят за себя те лопари, которые живут вдали от моря и кочуют с оленями (под именем финманов) на землях Шведского королевства. Нужда не заставила их сделаться рыбаками и небрежно заниматься оленями (как сталось это с нашими лопарями); у них еще водятся богачи, которые держат до тысячи оленей, и имеющего сто голов считают бедняком. Между лесными лопарями есть такие, которые по временам умываются, и женщины их заплетают косы на две прядки — знак, что они начинают жить по чужому, что и для них, вероятно, недалеко то время, когда они перестанут жить как особый народ и останутся только в памяти людей да в книгах.
Всех лопарей, кочующих в обоих государствах, России и Швеции, насчитывают не более девяти тысяч. Так ничтожен теперь этот остаток народа. Но как велик и силен должен был этот народ быть в то незапамятное время, когда прадедам нынешних лопарей привелось совершать долгий и тяжелый путь переселения в несколько тысяч верст с места его родины.
Родина всех чудских или финских племен лежит в полуденной части нашей Сибири или во внутренней Азии, изрытой высокими горами Алтая. Оттуда вышли родоначальники всех тех народов, которые населяют теперь тундры и леса нашей России и Сибири, и вышли оттого, что были вытеснены другими сильнейшими племенами, каковы племена монгольские. Финские народы, оказавшиеся слабыми и бессильными, уступили народам монгольского племени и свою родину, и соседние с ней лучшие, более теплые и богатые земли. Сами же, сойдя с гор и теснимые новыми пришельцами, принуждены были устремиться в противоположную полуночную сторону и здесь искали и нашли безопасные и свободные земли. До них на землях этих жили скифы, которые, в свою очередь, бросились на юг и там погибли в войнах, оставив свои земли охотникам. Когда появилась на земле Русь, из которой возникло потом Русское царство, финские племена заведомо жили на всех тех местах, где мы их находим и в наше время. Старинным русским людям они известны были под общим прозвищем белоглазой чуди, хотя и стали известны потом под своими племенными названиями: ижора, или нынешние чухны; корела, или корелы нынешние; лопь, т. е. лапландцы, или лопари; самоядь, переименованные потом ни за что — ни про что в самоедов, смирный и кроткий народ, никогда не бывавший людоедами. В лесах северной России жили воть, или вотяки, пермь, или зыряне, югры, или вогулы, черемиса, мордва и в Сибири та же самоядь, остяки, тунгусы и многие другие.
Из народов этих больше всего чукчей и остяков; но просторнее других разбрелись и шире живут самоеды, занимая большую половину всей северной тундры. Прикочевывая по зимам к Архангельску, самоеды в
