1
20 мая 1973 г.Милая Анечка, добрались мы благополучно, погода в тот день вдруг заблагоприятствовала, так что через все дорожные препятствия перевалили без приключений. В Москве нам помогли погрузиться, тут — разгрузиться, а тут началась привычная работа и привычные заботы при переменной облачности, дождях, грозах и прояснениях. Попервоначалу в домике нашем было сыро и холодно, постельные принадлежности, зимовавшие у Ариши, отсырели — но уже на следующий день удалось все проветрить, пересушить и довести до приемлемых кондиций. Тем не менее, однако, у меня, не вполне на смену руке, которая еще добаливает, а скорее самостоятельно, разболелась нога в той же, увы, невралгической манере. Так что ни встать, ни сесть, ни дух перевесть. Это какое-то кочующее воспаление, которое, не затихнув в одном месте, перекидывается в другое, как призрак коммунизма в Европе, да и не только в ней. Так что, продолжаю жить во власти боли; сильная эта власть, подрывает собою и цветущие деревья, и ранние тюльпаны, и нарциссы, и распускающуюся сирень, и соловья, и кукушку. Не говоря уж о том, что более, чем пора, хвататься за работу — а нечем; надо, чтобы боль утихомирилась. На выходные дни тут собрались — приводить в порядок «летние квартиры» и Т. Вл. Щербакова, и Т. Л. Бондаренко, и Евгения Михайловна с Инной, и еще всякие двоюродные соседи. Вчера лило ливмя, водонапорная башня не выдержала напора, в результате чего весь наш район — без воды. Запасли мы 3 ведра питьевой, с которой обращаемся с великой осторожностью, уважением и благоговением. Вечные сюрпризы местного сервиса и, как правило, неприятные. Электроэнергию тоже несколько раз выключали, слава Богу, пока на часы, а не на сутки. Перед отъездом из Москвы получила зловещую открытку от Гали Ваничковой — грозится заехать в Тарусу «по дороге в Свердловск» и передает глухие приветы от Яны Штробловой и ее мужа, которому я вручила для Яны «Звезду»; там все какие-то жутко напуганные… Понятно, о визите Гали и не мечтаю — будет жаловаться на жизнь, а это и без нее каждый умеет, — и рассказывать мне за МЦ, что я предпочитаю на ином уровне… Очень хочется поработать этим летом — и в какой-то мере и отдохнуть. Авось лапы мои перемогутся, и я, по контрасту хотя бы, воспряну духом и прочей бренной плотию (митрополиту Фотию)[1237].
Говорить Вам, насколько я убита головковскими легендами (впрочем, легендами от чистейшего сердца!) — нечего, Вы и сами все знаете и понимаете. Среди всех неосуществимостей, невозможностей, недосягаемостей и прочего, и прочего, имя же им легион, я вдруг и сама поверила в чудо — в элементарное чудо похорон человека в своем городе, в своей могиле, в обретение последнего пристанища — «мне же вечный сон, колокольный звон, зори ранние — на Ваганькове»[1238]. И опять проклятая Елабуга всем своим весом навалилась на меня. Да не в том дело, что на меня. Не во мне дело и не обо мне речь.
Ну ладно, Саакянчик, закругляюсь. Начала писать с ранья, а писала долго — все время кто-то и что-то — предвкушение летних «общений». В том числе забегала и прехорошенькая, взросленькая, умненькая Майка Щербакова — дети растут еще быстрее, чем мы стареем. Целую, большой привет родителям от нас обеих.
Ваша А. Э. 2
4 июня 1973 г.[1239]
Милая Анечка, спасибо за прелестный подарок — Буняшу в верейской[1240] (не путать с еврейской!) одежке. Само собой разумеется, что комментарии достойны автора (книги), а автор (книги) — комментатора. Вообще же — что за чудо Бунин: где только, на какой странице не распахни наугад — жизнь, живая жизнь, навсегда живая жизнь! До такой степени живая, что — оторвешься, глянешь на секунду машинально в окно, и сегодняшний день начала лета во всем его цветении, отцветении, многолистье и многоптичье, во всей его, главное, сегодняшнести кажется плоской картинкой с календаря, и вообще ничем не кажется! Какой талант, Господи Боже ты мой, каким вместилищем таланта был этот маленький, сухонький, недобрый человек с пронзительным недобрым взглядом, которого привелось когда-то встретить и (когда-то!) — осознать.
Живем тут тихо, майская тишина еще чуть длится, соседи (Цветаевы) еще не переехали насовсем, Бондаренки — тоже, и поэтому пока ни лишних шумов, ни вторжений. Правда, три дня гостила одна из приятельниц А. А., но от нее также не было ни стуку, ни дрюку, так что А. А. даже несколько разочаровалась. Погода пока стоит прелестная, мне самой на зависть. Но даже не мечтаю куда-нибудь хоть неподалеку выбраться, пока так болит нога. Особенно свирепствует она ночью, тем самым смещая и дни, когда воленс-ноленс досыпать приходится недоспатое. Это, наверное, полиневрит какой-нибудь, т. к. боль все время перемещается от попы до самых до окраин; иногда вдруг и затихает, чтобы собраться с новыми силами. Но — твержу, как царь Соломон «и это пройдет»[1241], добавляя русское «авось».
