Дорогой Иосиф Виссарионович,
я решаюсь Вас побеспокоить только потому, что вопрос, который я сам не могу решить, представляется мне чрезвычайно важным.
Тов. Минц и Маринин ознакомили меня сегодня с проектом «Письма в редакцию газеты „Правда“» и предложили мне его подписать. Я считаю своим долгом изложить мои сомнения и попросить Вашего совета.
Мне кажется, что единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут[1216]. Это срочно необходимо для борьбы против американской и сионистической пропаганды, которая стремится обособить людей еврейского происхождения. Я боюсь, что коллективное выступление ряда деятелей советской русской культуры, людей, которых объединяет только происхождение, может укрепить в людях колеблющихся и не очень сознательных националистические тенденции. В тексте «Письма» имеется определение «еврейский народ», которое может ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет.
Особенно я озабочен влиянием такого «Письма в редакцию» на расширение и укрепление мирового движения за мир. Когда в различных комиссиях, пресс-конференциях и пр. ставился вопрос, почему в Советском Союзе больше не существует еврейских школ или газет на еврейском языке, я отвечал, что после войны не осталось очагов бывшей «черты оседлости» и что новые поколения советских граждан еврейского происхождения не желают обособляться от народов, среди которых они живут. Опубликование «Письма», подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую ведут сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины.
С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и пр. нет понятия «еврей», как представитель некой национальности, слово «еврей» там означает религиозную принадлежность, и клеветники смогут использовать «Письмо в редакцию» для своих низких целей.
Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяческих попыток воскресить и насадить еврейский национализм, который при данном положении неизбежно приводит к измене Родине. Мне казалось, что для этого следует опубликовать статью или даже ряд статей, в том числе подписанных людьми еврейского происхождения, разъясняющих роль Палестины, американских буржуазных евреев и пр. С другой стороны, я считал, что разъяснение, исходящее от редакции «Правды» и подтверждающее преданность огромного большинства тружеников еврейского происхождения Советской Родине и русской культуре, поможет справиться с обособлением части евреев и с остатками антисемитизма. Мне казалось, что такого рода выступления могут сильно помешать зарубежным клеветникам и дать хорошие доводы нашим друзьям во всем мире.
Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы и поэтому я осмелился написать Вам. Речь идет о важном политическом акте, и я решаюсь просить Вас поручить одному из руководящих товарищей сообщить мне — желательно ли опубликование такого документа и желательна ли под ним моя подпись. Само собой разумеется, что если это может быть полезным для защиты нашей Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу «Письмо в редакцию».
С глубоким уважением
И. Эренбург[1217]. Это письмо может быть понято и верно оценено только в конкретных политических реалиях Советского Союза февраля 1953 г., когда отгороженной от всего мира страной правил диктатор-параноик, и подчиненная ему махина карающих и пропагандистских органов держала практически все неарестованное и значительную часть арестованного населения не только в состоянии полного повиновения, но еще и убеждения в том, что товарищ Сталин — великий вождь и учитель, гарант, как теперь бы сказали, лучшей в мире сталинской конституции.
Эренбург знал, что любое сопротивление замыслу вождя могло вызвать лишь его гнев и, стало быть, помешать попытке остановить им задуманное. Потому Эренбург недвусмысленно написал вождю, что тотчас подпишет письмо, если он сочтет это полезным для Родины. Поскольку Сталин считал Эренбурга неплохо знающим Запад и хорошо — положение дел в Движении сторонников мира, а со взглядами специалистов он, бывало, считался, Эренбург избрал в качестве аргументов против публикации письма в «Правду» не принципиально гуманистические, но сугубо прагматические соображения об отрицательном влиянии планируемого акта на западные компартии и организованное по команде Сталина Движение сторонников мира. Эти аргументы были единственными из уст Эренбурга, которые могли произвести впечатление на Сталина и остановить реализацию задуманного.
Письмо Эренбурга Сталину Минц и Маринин доставили главному редактору «Правды» Д. Т. Шепилову. Прочесть его он, надо думать, не решился, но и адресату сразу не отправил. Вместо этого вызвал Эренбурга к себе в «Правду».
Обратимся снова к рассказу писателя, записанному Б. Г. Биргером: «Шепилов сказал, что письмо ИГ к Сталину находится у него и что он его до сих пор не отправил дальше, так как очень хорошо относится к ИГ, а отправка письма с отказом от подписи коллективного письма в „Правду“ равносильна приговору. Шепилов добавил, что не будет скрывать от ИГ, что письмо в „Правду“ написано по инициативе Сталина и, как понял ИГ из намеков Шепилова, Сталиным отредактировано, а возможно и сочинено. ИГ ответил, что он настаивает на том, чтобы его письмо было передано Сталину и только после личного ответа Сталина он вернется к обсуждению подписывать или не подписывать письмо в „Правду“. Шепилов довольно ясно дал понять ИГ, что тот просто сошел с ума. Разговор продолжался около двух часов. Шепилов закончил его, сказав, что он сделал все, что мог для ИГ, и раз он так настаивает, то передаст его письмо Сталину, а дальше пусть ИГ пеняет на себя. ИГ уехал от Шепилова в полной уверенности, что его в ближайшие дни арестуют».
Текст письма Эренбурга Сталину Биргер не знал, но, сравнивая его дальнейший рассказ с приведенным текстом письма, можно убедиться и в правдивости рассказа Эренбурга, и в точности записок Биргера: «Я спросил ИГ, что же он написал Сталину. ИГ ответил мне, что он прекрасно понимал, что вслед за опубликованием письма избранных евреев с отказом от своего народа последуют массовые репрессии по отношению ко всем евреям, живущим в Советском Союзе, и поэтому, когда он писал свое письмо к Сталину, он старался прибегать только к тем доводам, которые могли бы оказать хоть какое-нибудь воздействие на Сталина. У ИГ было слишком мало времени, чтобы как следует обдумать, так как в соседней комнате сидели эти два мерзавца и довели почти до обморочного состояния Любовь Михайловну. ИГ пытался как можно убедительнее довести до сознания Сталина, что опубликование такого письма покончит с коммунистическими партиями Европы. Правда, добавил ИГ, он был уверен, что максимум — поредели бы ряды компартий Европы. Но других доводов, способных дойти до сознания Сталина, у него не было».
