вполвздоха. Зато обратно сырая белая масса пара выталкивалась с облегченной радостью, чтобы вновь легким стиснуться, сжаться и постепенно вобрать через ноздри и полуоткрытые губы очередную порцию холода.
В то утро, когда они выехали, термометр показывал минус сорок девять. К солнцевосходу можно было ожидать прибавки мороза еще на несколько градусов.
— Странное совпадение в моей трудовой биографии, — говорил Мержин. — Когда я прибыл с Кубани в Ханты-Мансийский национальный округ, то в Березове вот так же зима лютовала. Тогда я принял сибирское крещение. И вот снова, когда в Кудрине надо затевать настоящее дело на нефтепромыслах, морозы опять мне проверку учиняют.
— Ну, Николай Филиппович, — сказал Дубов, — если ты и тогда не испугался белого старика с кудлатой бородой, то теперь уж точно не сбежишь на Кубань. Теперь тебя черта с два испугаешь!
— Правда, правда!
— …Смотри, два района уже проехали, а солнце так и не проклюнулось.
Часа через два начнутся Инкинские болота. Там не дорога пойдет — стиральная доска.
— Близко к трассе нефтепровода идем, — заметил Мержин. — Никогда не забыть, как трудно мы его все строили. Напряжение держалось будто на прифронтовой полосе.
— Сейчас это уже история, — Дубов зажег сигарету, но, подержав ее в пальцах, смял и бросил, приоткрыв дверь. — Улеглась земля над траншеей, травой поросла, кустарничком…
По болотам езда пошла действительно мучительная. На сорок километров пролегли Инкинские термальные болота. Вроде и невеликое расстояние, но времени на преодоление болот уходило много. От бесчисленных толчков головы мотались на шеях, как маковки под порывами ветра, шапки валились под ноги. Сняли их, положили рядом: поправлять, поднимать надоело. Трясло, как на вибростенде. Дубов вдруг рассмеялся и пустился в такие рассуждения:
— Есть обороты в минуту. Есть километры в час. И так далее. А вот то, что происходит сейчас с нашими ягодицами, я бы определил как «жус» — ж… — удар в секунду!
— Да, поддает аккуратно, — проговорил Мержин со смехом. — Дороги строим, а выстроить никак в этих огромных пространствах не можем. Какая проблема для нашего края! Сколько мостов, переходов, — представить трудно. Гравий, бетонные плиты — все сюда тащим… Америка на Аляске со своим нефтепроводом напрочь запурхалась: воровство, неразбериха. А мы в худших условиях берем нефть из болотного края, магистрали прокладываем в кратчайшие сроки. И нужно еще оборотов прибавить, нужно…
Инкинские болота кончились, но до Парамоновки было еще далеко. Перед Инкином, обским поселком, попали им два охотника на широких лыжах. Шли они в стороне по чистому ровному полю.
— И мороз нипочем, — показал на них Дубов.
Мержин молча кивнул, а погодя, сказал:
— Вдруг вспомнил несколько своих встреч с Викентием Кузьмичом на лыжне. Помнишь, ты спрашивал у меня на днях, как встречаетесь да о чем говорите? Могу кое-что поведать, дорога впереди еще длинная…
3
Мержин долго не начинал своего рассказа: или что-то мешало ему, или спешить не хотел. Дубов его не подталкивал.
— Издалека зайду, от начала, — заговорил наконец Мержин неторопливо. — Лыжи Викентий Кузьмич любил до страсти и ходил на них раз в неделю в субботние или воскресные дни. Ни мороз, ни плохая погода помехой не были…
Обычно часам к одиннадцати утра на дачу к Латунину подъезжал его помощник Степан Степанович, и они тут же отправлялись на лыжню в ближний лес. Крутобережье Томи здесь завораживало. Заречные дачи просматривались отсюда на многие километры, внизу, в излуке, лежал поселок со старой церковью. Тут было красиво во всякое время года: до замирания сердца смотри — не насмотришься. Место носило название Синий Утес. Увидев отсюда однажды поселок с полуразрушенной церковью, Викентий Кузьмич высказал мысль о реставрации памятника и о создании там в будущем исторического музея под открытым небом.
В свою первую зиму в Нарыме Латунин расхваливал лыжи как спорт, с ним соглашались и члены бюро, и все остальные, кто рядом стоял. А на прогулках из этих товарищей он никого не встречал. Но как-то попал ему на лыжне председатель горисполкома Камбус, крупный мужчина, даже верзилистый, с медно-красным лицом от мороза, с куржачком на висках. Оказалось, мэр города имел к лыжам пристрастие давнее, ибо выжигал, как он выразился, ходьбой и бегом на лыжах «излишек энергии».
— А чем «выжигают» другие областные и городские руководители? — с нажимом спросил Викентий Кузьмич. — Прошу ввести меня в круг их досужих интересов.
Камбус громогласно расхохотался, провел варежкой по осанистому подбородку и покраснел еще гуще. По выражению лица его было нетрудно прочесть, что он очень собой доволен.
— Остальные, Викентий Кузьмич, на дачах сидят или дома. — Камбус что-то не договаривал.
— Чем занимаются? Хочу знать!
— В преферанс режутся, — неохотно сказал Камбус, потому что и сам иногда чересчур увлекался картами.
— Безобразие! Режутся? — Губы Латунина сжались. — Насколько я знаю, эта игра бесконечная! Поди, курят всю ночь да еще оглушают себя горячительными напитками!
— Не без того, Викентий Кузьмич! — продолжал похохатывать мэр.
— А чего вы смеетесь, товарищ Камбус? — построгал окончательно секретарь обкома.
— Я? Да нет… — мэр стал отводить взгляд: — Смеяться нечему.
— Вот что, товарищ председатель горисполкома, — заговорил смягченно Латунин. — Будем поднимать всех на лыжные вылазки. Начнем с аппарата обкома и дойдем до каждого коллектива. Сибирская зима нам дарит такую возможность черпать здоровье, а члены актива добровольно себя заточают в какие-то там… прокуренные салоны, квартиры, дачи! Свежий воздух и движение во имя здоровья нужны всем. Продумайте свой план и приносите в областной комитет партии. Будем решать вопрос на бюро.
— Хорошо, — подтянулся Камбус. — Я понял вас…
Латунин посмотрел на заграничные, разрисованные лыжи мэра.
— Импорт не нужен. Видите, я пользуюсь местными. Простые, удобные, отлично скользят, только следует подбирать подходящую смазку. Закажем таких побольше и на них поставим тысячи горожан…
В тот день дольше обычного гуляли они в сосняках и березниках, вдоль извилистой речки и по широким полям. Как, в самом деле, было приятно побыть с природой наедине! Викентий Кузьмич
