Германии и Нижних Землях. Покинув Киев в начале сентября, обоз добрался до Пикардии только после нового года:
– Семидесятый год пошел, нашего века, – подумала Маргарита, – мне исполнится пятьдесят. Редко кто доживает до таких лет. Константин мой ровесник, он говорит, что мы задержались на белом свете. Хотя моему брату шестой десяток, он меня старше… – узнав о двоюродном деде, герцоге, Марта приосанилась:
– Он как князь, – со знанием дела сказала девочка, – Всеволод Ярославич, которому служит батюшка… – под началом у Сигурда, или Семена, как его звали на Руси, находилось три тысячи дружинников, варягов. Маргарита покачала головой:
– Король Вильгельм, он как Всеволод Ярославич. Твой дедушка Джон, мой брат, вроде удельного князя… – брат часто навещал континент и всегда заглядывал в Санлис:
– Наследник у него поздно родился, – подумала женщина, – Маленькому Джону сейчас только двадцать лет… – она просила брата помириться с единственным сыном. Герцог Экзетер коротко отвечал:
– Я не могу запретить ему жениться на шотландской девке, выросшей в хлеву с овцами. Если он не слышит голоса разума, это его дело. Я могу подыскать ему отличную партию из Франции, из Бургундии, но он предпочитает мутить воду на северной границе, устраивать мятежи против законно коронованного монарха… – прозрачные глаза герцога холодели:
– Шотландию мы тоже завоюем, – чеканил он, – Вильгельм не успокоится, пока под его рукой не окажется вся страна… – о цели визитов на континент брат не распространялся, однако Маргарита понимала, что он выполняет деликатные поручения короля Вильгельма:
– Надо ему написать, что Марта здесь, – напомнила себе настоятельница, – не обязательно всем и каждому знать, что она незаконнорожденная. Сигмундр крестил ее в католичество. Мы найдем ей хорошего жениха с титулом, с землями. У меня тоже есть золото, а если Маленький Джон погибнет, она станет единственной наследницей Экзетеров, пусть и по женской линии… – Маргарита замерла:
– Так будет еще лучше. Надо посоветоваться с Джоном, но не думаю, что он воспротивится. Он сможет помириться с мальчиком… – по лицу внучки Маргарита понимала, что монахиней девочка становиться не намерена:
– Глаза у нее такие, – усмехнулась настоятельница, – у кого-то я видела похожие… – ей казалось знакомым и невидное, но милое лицо ребенка. Марта погрызла перо:
– Батюшка служил и отцу нынешнего князя, Ярославу Владимировичу. Он рассказывал, что вы, бабушка, знали великого государя… – Маргарита чуть не ответила: «Даже слишком хорошо»:
– Я на коленях просила княгиню Ингегерду разрешить мне уехать из Киева с обозом Анны Ярославны. Я по глазам ее понимала, что она обо всем догадывается… – даже монашеские обеты, принесенные Маргаритой в Новгороде, не остановили бы великого князя Ярослава:
– Он тогда был на восьмом десятке, но крепости не потерял. Ингегерде еще пятидесяти не исполнилось. Ходили слухи, что кроме нее, венчаной жены, у князя еще десятка два наложниц… – Маргарите не хотелось становиться одной из них:
– Сигмундр тогда только поступил в дружину, ему пошел шестнадцатый год. Ярослав намекнул, что я могу помочь сыну, достаточно мне не упрямиться… – Маргарита все равно покинула Русь:
– Сигмундр и без моей поддержки обошелся, – подумала она, заканчивая письмо сыну, – он ростовский тысяцкий, герой битвы с половцами, щедрый жертвователь церкви… – реликвии из Константинополя, привезенные Маргаритой в Норвегию, а оттуда на Русь, сын передал в новый монастырь, Киево-Печерскую лавру. Марта бойко рассказала бабушке о чудесном исцелении отца после тяжелого ранения, полученного в битве в половцами:
– Он дал обет… – девочка пошевелила губами, – креститься, если он выживет. Тетя Ирина была очень рада… – личико немного помрачнело, – она и меня хотела крестить, но папа сказал, что два раза незачем… – Маргарита хмыкнула:
– Наконец-то он по восточному обряду крестился, двадцать лет прошло… – запечатав письмо сыну, она подумала о долгом пути обратно на Русь:
– Полгода пройдет, пока Сигмундр получит весточку. С Сигне в Исландии, тоже так было, а до Гренландии вообще редко кто добирался. Константин рассказывал, что к югу от побережья берберов лежит огромная пустыня, а за ней неизведанные земли… – она поняла:
– Какой мир большой. Я была старше Марты, когда Алф увез меня в Норвегию, но кроме Банбери, Лондона и Кентербери, ничего не видела. Девочке повезло, она проехала почти всю Европу… – настоятельница накапала сургуча на страницу пергаментной книжицы внучки:
– Тетрадь твоя, что ли… – малышка бойко объяснялась на латыни и французском языке:
– Я сама ее сшила, – заявила внучка, – наставник только помогал. Батюшка взял к моим братьям монаха грека, – добавила она, – греческий я тоже знаю. Французский я от невесты князя Ярополка выучила, графини Ирины, то есть Кунигунды… – Маргарита улыбнулась:
– Ничего не меняется. Как и двадцать лет назад, французский и греческий в Киеве, не говоря о Новгороде, слышны чаще русского… – девчонка выписывала буквы, подперев языком щеку. Маргарита замерла:
– Я поняла, на кого она похожа. Сигмундр отыскал ее, через двадцать лет. Тогда, в Новгороде, она на него даже не смотрела. Она была его старше, наследница Судаковых, пусть и вместе с братом, а он был никто, мальчишка, изгнанник… – зная, что услышит в ответ, она спросила:
– Твою мать не Марфой Судаковой звали… – девочка кивнула:
– Она в Новгороде жила, была травницей, людей пользовала. Но тетя Ирина маму всегда называла ведьмой… – Маргарет нисколько в этом не сомневалась:
– Наложница, – зло подумала она, – вот же ревнивая гречанка. Никакая Марфа не наложница, она новгородка, свободная женщина, хорошего рода… – вслух настоятельница сказала:
– Это ерунда. Я твою матушку знала девицей в Новгороде. Она была добрая христианка… – Марта облизала испачканный чернилами палец:
– Во Франции есть ведьмы, бабушка, или колдуньи… – Маргарита не успела ответить. В дверь поскреблись, мальчишеский голос сказал:
– Мадам Маргарита, можно мы с Мартой поиграем? Я снеговика слепил… – настоятельница вопросительно взглянула на внучку:
– Филипп, что ваш обоз встречал. Но, если ты не хочешь, если проголодалась, то мы выпьем меда с печеньем, до общей трапезы… – девочка путалась в рукавах тулупа. Водрузив на голову высокую, большую ей шапку, она по глаза замоталась шарфом:
– Я еще подумаю, – высокомерно сказала Марта, – играть с ним, или нет. Мальчишки только лупят снежками и катаются с горки. Ничего интересного… – вздернув нос, девочка вышла на галерею.
Сидя на сундуке, они разделили замерзшие, хрустящие соты. Болтая ногами в сапожках на меху, Марта оглядывалась:
– Здесь здорово много рукописей, – восторженно сказала она, – это все пера твоего папы… – Филиппо вытер сопливый нос рукавом теплого плаща:
– Ага. То есть не все манускрипты его… – он взял ближний том, – он переводит арабские медицинские трактаты, но и свои книги тоже пишет… – Марта открыла рот:
– Ого! У нас в Киеве все врачи из Европы, – добавила она, – но моя матушка была знахаркой, травницей… – о семье со стороны покойной матери Марта знала очень мало:
– Я родилась в Новгороде, – она показала Филиппо город на большой карте Европы в келье, – но моя матушка умерла, и папа увез меня в Киев, это на юге… – подросток чихнул:
– Это не настоящий юг. На Сицилии или в Салерно сейчас цветет миндаль, а скоро распустится мимоза. У нас можно купаться в море… – Марта вздохнула:
– Я моря никогда не видела, но батюшка рассказывал, как они плавали в Царьград. Он оттуда жену привез, тетю Ирину… – Марта спрашивала у мачехи о своей новгородской родне. Ирина поджимала губы:
– То дело твоего отца, не мое… – отец Марте тоже ничего не говорил. Девочка краем уха слышала болтовню дворни:
– Старший брат моей матушки, то есть мой дядя, богатый человек, староста купецкой гильдии… – девочка задумалась, – но слуги говорили, что он с батюшкой в большой ссоре… – Марта понимала, почему:
– Батюшка с матушкой не венчались, он был женат на тете Ирине. Я незаконнорожденная… – она вспомнила европейское слово: «Бастард».
По пути в Пикардию обоз остановился в Германии, в монастыре Руперстберг, на Рейне. Настоятельница, мать Хильдегарда, привечала Марту:
– Она меня научила писать, –
