Безумно было бы обвинять монарха стомиллионного народа за то, что он не знает мелких злоупотреблений чиновника.
Государь желал успеха русской драматической литературе, поощрял литераторов; доказательством тому служат неоднократные пособия Гоголю, драгоценные подарки всем авторам, писавшим тогда для сцены: Кукольнику, Полевому, Каратыгину, Григорьеву, – а Полевому он, ввиду его стесненного положения, пожаловал пенсию.
Государь, очень часто приходивший во время представлений на сцену, удостаивал милостивой беседы артистов и однажды, встретив Каратыгина и Григорьева, поклонился им в пояс, сказавши: «Напишите, пожалуйста, что-нибудь порядочное»[378].
Его милости к артистам были неисчерпаемы. Во время болезни Дюра он прислал к нему своего доктора. Узнав о плохом здоровье Максимова, приказал его отправить лечиться на счет дирекции за границу.
В Красном Селе спектакли были четыре раза в неделю, и он приказал выстроить дачи для артистов, чтобы меньше затруднять их переездом.
Сосницкому по интригам отказали в заключении с ним контракта, и он вышел в отставку. Государь не знал об этом.
Однажды, с ним встретившись, он спросил его:
– Отчего я тебя давно не видал на сцене?
– Я в отставке, ваше величество, – отвечал Сосницкий.
– Это отчего?
– Вероятно, находят, что я уже стар и не могу работать, поэтому со мной не возобновили контракта.
– Что за вздор – я хочу, чтобы ты служил! Передай директору, что я лично ему приказываю немедленно принять тебя на службу.
Разумеется, Сосницкий был принят, и не только директору, но и министру двора было выражено сильное неудовольствие государя[379].
Любовь артистов к государю доходила до обожания. Трудно передать тот восторг, который он вселял своим ласковым словом, в котором равно выражались и приветливость и величие.
После представления каждой новой пьесы, имевшей мало-мальски порядочный успех, все главные исполнители получали подарки и были лично обласканы государем.
После красносельских лагерей государь со всем семейством переезжал на жительство в Царское Село, где и оставался до 8 ноября, дня именин великого князя Михаила Павловича.
Во время пребывания в Царском Селе при дворе постоянно были два раза в неделю спектакли, состоявшие из одной русской и из одной французской пьесы.
Артисты приезжали с утра, завтракали во дворце, обедали, после обеда, если кому угодно, катались по парку в придворных линейках, предоставленных им по приказанию государя; после спектакля ужинали и возвращались в Петербург; за эти спектакли все артисты были награждаемы высочайшими подарками.
Желая возвысить звание артиста в обществе, государь император предоставил актерам первого разряда по прослужении десяти лет звание личного почетного гражданина, а по прослужении 15 – потомственного.
А. М. Максимов рассказывал мне, до какой степени он сочувствовал молодым артистам. «Я всегда волнуюсь и робею за молодого человека, – говорил император, – беспрестанно боюсь, чтоб он не сделал какой-нибудь неловкости или промаха, и, только смотря на опытных артистов, не испытываю этого чувства; за тебя я всегда спокоен!»
Государь Николай Павлович так хорошо был знаком с составом труппы, что без афиши знал фамилию каждого маленького актера.
Что же мудреного, что при такой любви и внимании к театру могущественного монарха, перед которым трепетали распорядители, зная, что малейшая небрежность и упущение не пройдут безнаказанно, театр стоял так высоко.
Подобное блестящее положение искусства не возобновится.
Проведите параллель между артистами того и нынешнего времени, и будет видно, далеко ли ушла русская сцена.
Одно слишком высокопоставленное лицо в семидесятых годах спросило меня:
– Отчего так мало хороших русских пьес?
– Оттого, что вы редко нас посещаете, – отвечал я.
– Но я таланта сделать не могу.
– Это верно, ваше…ство, но, когда увидят, что вы интересуетесь нашим делом, тогда те, которые управляют им, чтобы угодить вам, приложат все старания к русской сцене, чтобы приохотить авторов трудиться для театра, – а кому же охота работать теперь, встречая затруднения в цензуре, в постановке и получая за все неприятности грошовое вознаграждение.
В заключение расскажу несколько характерных случаев, бывших при встрече государя с артистами.
Государь очень жаловал французского актера Верне, который был очень остроумен. Однажды государь, гуляя пешком, встретил его в Большой Морской, остановил и несколько минут с ним разговаривал. Едва государь удалился, как будто из-под земли вырос квартальный и потребовал у Верне объяснения, что ему говорил государь.
Верне, не зная по-русски, не мог ему ответить; квартальный арестовал его и доставил в канцелярию обер-полицеймейстера, которым тогда был Кокошкин. Кокошкина в то время не было дома; когда он возвратился, то, разумеется, Верне был освобожден с извинением.
Вскоре после этого государь, бывши в Михайловском театре, пришел на сцену и, увидя Верне, подозвал его к себе. Верне, вместо ответа, замахал руками и опрометью бросился бежать… Это удивило государя.
Когда по его приказанию явился к нему Верне, он спросил его:
– Что это значит, вы от меня бегаете и не хотите со мной разговаривать?
– Разговаривать с вами, государь, честь слишком велика, но и опасна – это значит отправляться в полицию; за разговоры с вами я уже просидел полдня под арестом!
– Каким образом?
Верне рассказал, как это случилось.
Государь очень смеялся, но Кокошкину досталось.
П. А. Каратыгин отличался необыкновенной находчивостью и остроумием. Однажды летом в Петергофе был спектакль. За неимением места приехавшие для спектакля артисты были помещены там, где моют белье. Государь, встретив Каратыгина, спросил его, всем ли они довольны?
– Всем, ваше величество; нас хотели поласкать и поместили в прачешной.
Однажды, государь пришел на сцену с великим князем Михаилом Павловичем. Великий князь был в очень веселом расположении духа и острил беспрерывно.
Государь, обратясь к Каратыгину, сказал:
– У тебя брат отбивает хлеб!
