— Чудесно! — сказала она.
— Я к ним ездил в гости. Район очень красивый. Гэри живет в бывшей каретной. Бренда ведет всю бухгалтерию. Видели бы вы Шерон! Красавица выросла, прямо кинозвезда.
— Боже мой! — отозвалась Эйлин. — А Лина?
— Умерла, аккурат после моей жены.
Мистер Палумбо перекрестился. Эйлин последовала его примеру. Он стал расспрашивать о семье. Эйлин отвечала расплывчато. Глупо, конечно, скрывать, что Эда больше нет, но она ничего не могла с собой поделать. Ей было необходимо, чтобы мистер Палумбо считал его живым.
Они распрощались, Эйлин уже начала спускаться с крыльца, как вдруг у нее за спиной в доме что-то грохнуло. Эйлин вдруг примстилось, что это мистер Палумбо упал замертво. Она бросилась к двери и стала стучать, сама удивляясь внезапному приступу паники. Когда мистер Палумбо снова открыл, Эйлин выдала первую попавшуюся отговорку: якобы она хочет на всякий случай заранее поздравить его с Днем благодарения. Он слегка озадаченно ответил: «Спасибо» — и снова закрыл дверь. А у Эйлин сердце так и колотилось и во рту остался металлический привкус страха. Она присела на ступеньку, отдышаться и подумать. Может быть, она испугалась, что все ее бросили? Да нет, невозможно — она первая уехала из этого района. Хоть Эйлин и радовалась за Донни, как-то не по себе было думать, что он, оказывается, давно здесь не живет. Она не предполагала, что он все-таки решится круто изменить свою жизнь. Все это время ее успокаивала мысль, что Донни, сам того не зная, хранит ее прошлое. Представлять себе непрерывно меняющийся мир было жутковато.
Эйлин так и не стала основоположницей династии. Кто знает, не прервется ли ее род вообще. Сын вернулся в Чикаго доучиваться, но у Эйлин все равно душа была не на месте. Она уже беспокоилась не столько о том, какой фундамент Коннелл заложит для ее будущих внуков, — дай-то бог, чтобы он встретил хорошую девушку и обзавелся семьей, — пока что ее больше тревожило его собственное будущее.
Повидаться бы с Донни, вместе порадоваться его успеху, но как явишься к нему после такого долгого молчания? Эйлин повертела в руках карточку автомастерской и спрятала ее в сумку. Проговорила мысленно: «Пускай тебе счастливо живется. Пусть у тебя будет большой красивый сад и ты будешь жарить мясо на гриле, смотреть, как рядом играют твои дочери, и думать: теперь я могу умереть спокойно».
Она постояла немного перед своим старым домом. Новые владельцы совсем запустили растения в ящиках на подоконнике, заново покрасили дверь и повесили безвкусные занавески, но не узнать сам дом было нельзя. Сколько раз она стояла вот так, глядя на него и оценивая. Вдруг нахлынула нежность. Эйлин стало стыдно, что она так рвалась отсюда уехать.
Она поднялась на крыльцо. На улице уже зажгли фонари, но вечер еще не уступил место ночи. Вернуться бы в прошлое, когда здесь была и ее жизнь. Птицы жалобно попискивали среди ветвей, по улице пролетали машины, гладкие крашеные перила крыльца ласкали ладонь. Эйлин, закрыв глаза, слушала знакомые звуки — затихающий гул самолета, далекие автомобильные гудки — и вдыхала странно волнующую смесь выхлопного газа и свежей листвы. Можно себе представить, будто возвращаешься после долгого рабочего дня в больнице Святого Лаврентия или вместе с Эдом и Коннеллом только что приехала домой после воскресного ужина у Артуро. Сейчас она зайдет в дом, а Эд лежит на диване в наушниках. Она ему скажет: «Слушай музыку сколько хочешь! Переслушай все свои пластинки, а когда закончишь — я буду рядом. Если надо, буду ждать много лет». Она возьмет его руку в свои и поцелует с такой нежностью, что он поймет — это не хитрость, не розыгрыш. «Давай не будем никуда переезжать, — скажет ему Эйлин. — Останемся здесь навсегда».
Хоть она и не знала новых жильцов, невозможно было уехать, не заглянув в дом. Эйлин устала убегать и прятаться. Всю жизнь пробегала, хватит. Наверняка есть какой-то способ совместить прошлое и настоящее, просто она не хотела его разглядеть.
Эйлин взялась за дверной молоток и быстро, решительно постучала: раз-два-три. Открыл молодой мужчина. Трудно поверить, что это его она видела издали мальчиком лет семи-восьми, когда он приходил вместе с родителями осматривать дом. Сейчас он такой высокий, широкоплечий, аккуратно причесанный, с белозубой улыбкой только что избранного государственного деятеля.
— Чем могу помочь?
Эйлин растерялась. Непривычно, когда в твоем собственном доме к тебе обращаются как к постороннему человеку. Нужно задавить гордость, иначе вся эта авантюра закончится, так и не начавшись.
— Меня зовут Эйлин Лири. Я раньше здесь жила.
Она самой себе напоминала тех приставучих людей, что ходят от двери к двери и проповедуют какую-нибудь малоизвестную религию. Сама не могла бы его винить, если бы новый жилец захлопнул перед ней дверь. А он пригласил войти.
— Извините за беспокойство, — сказала она, переступив порог.
— Ничего-ничего, — сказал он. — Только разуйтесь, пожалуйста.
Эйлин сама давно подумывала завести у себя в доме такой обычай, но так и не собралась с духом. Плитки пола в прихожей холодили ноги в чулках, зато в гостиной приятно было ступить на мягкий ковер. У них телевизор стоял там, где у нее — любимое кресло. А ведь хорошо встал; и почему они с Эдом столько лет жили без телевизора в гостиной? Отец — кажется, его звали мистер Томас — хлопнул по коленям узкими ладонями и поднялся с дивана, постепенно распрямляя длинное туловище.
Молодой человек начал ее представлять, но отец перебил:
— Конечно я вас помню! Добро пожаловать! Ну как, сильно тут все изменилось? Жена как раз обед готовит. Анабель! Иди сюда!
Отделанная по-другому комната будто стала не то шире, не то уже, и притом обрела естественную гармонию пропорций, словно давно ждала именно этих обитателей. Зато в столовой Эйлин увидела прежнее зеркало во всю стену, и сердце больно сжалось. А как много мебели и разных безделушек — в собственном доме ее бы это раздражало, но здесь выглядело приятным изобилием.
— А мне нравится, как вы здесь переделали, — сказала Эйлин и тотчас почувствовала себя глупо.
Почти восемь лет прошло! Ничего они не «переделали», просто обжили дом на свой лад. А если что и переделывали, то это было так давно, нет смысла сейчас обсуждать.
Они стояли в кружок, ощущая легкую доброжелательную неловкость, — так всегда бывает, когда людей представляет друг другу мужчина. Мальчик тайком покосился на экран, и Эйлин мгновенно растрогалась: точно так же сделал бы ее сын в подобной ситуации.
Подыскивая тему для разговора, она заметила на столике приз в виде крылатой фигуры с победно вскинутыми руками.
— Что это? — спросила она, взяв фигурку в руки.
Та оказалась неожиданно тяжелой — не то что хлипкие награды за выступления в школьной самодеятельности или ученическом матче.
— Это он выиграл в дискуссионном клубе, — ответил отец.
Эйлин вспомнила, что имя у него тоже Томас, как и фамилия.
