— Хоть я на память не жалуюсь, но иногда забываю, каким ты бываешь идиотом.
— Нила, скорее всего, с тобой согласится… Омад, уверяю тебя, все из-за невежества. Пожалуйста, просвети меня.
Омад вздохнул:
— Если у тебя контрольный пакет, ты можешь во многом распоряжаться своей жизнью.
— Но…
— Но не всей, особенно если перевес небольшой. У меня всего пятьдесят три и семьсот тридцать семь тысячных процента. Ублюдки, которые владеют остальными сорока шестью процентами, имеют право требовать законного возмещения своих капиталовложений. Если я откажусь от их предложения, они страшно огорчатся, потому что не получат дивидендов, которые вправе от меня ожидать.
— Но что они могут сделать? В конце концов, ты — свой собственный мажоритарный акционер. Почему не поставить вопрос на голосование?
— Во-первых, они подадут на меня в суд. Если смогут доказать «преступную халатность» или «сговор с целью мошенничества», я могу проиграть дело.
— Ты богатый, заплатишь штраф.
— Джастин, ты не понял. Иск-то подадут на мой пай!
— Ничего себе! — Джастин задумался. — Вот почему ты спрашивал, не завалялись ли у меня твои акции! Какой процент сделает тебя пуленепробиваемым?
— Если я правильно тебя понимаю, — ответил Омад, — обычно достаточно семидесяти процентов.
— Омад, можно тебя спросить?
Омад кивнул.
— Только ответь честно. Не шути, не виляй — в общем, без твоей обычной ерунды.
— Моя больная голова ждет не дождется твоего вопроса.
— Если бы не я, ты бы согласился на эту работу?
— Еще бы!
— Тогда не валяй дурака и соглашайся! — посоветовал Джастин.
— Не могу. Во-первых, я такое место не заслужил. Мне предлагают работу только для того, чтобы убрать меня подальше от твоей невежественной, примитивной задницы. Во-вторых, как я уже сказал, я друзей не бросаю… ни за что!
Джастин поставил чашку на стол.
— Во-первых, полная чушь! Если тысяча кредитов выпадет из кармана Гектора, а ты их поднимешь, ты что, побежишь за ним возвращать деньги или найдешь меня, пойдешь в бар, и мы пропьем его денежки?
— Джастин! — ухмыльнулся Омад. — Да мы с тобой на них через час упьемся вдрызг!
— Хороший ответ. Так вот что я тебе скажу, чувак. Гектор Самбьянко и GCI только что обронили кейс, набитый деньгами. Да-да, ты друзей не бросаешь, так ведь это взаимно. Ты тоже мой друг, и я не я буду, если дам тебе упустить охренительную возможность выбить из GCI энную сумму!
— Слышь, Джастин, решать-то все равно мне.
— Нет, если верить законам инкорпорации, про которые ты мне все уши прожужжал. Сам же говоришь, если ты останешься, тебя поимеют по полной программе. Сделай мне любезность — разбогатей! Пусть GCI пожалеет о том, что предложила тебе такую выгодную сделку.
— Ладно, — согласился Омад, сдаваясь.
— А потом, — продолжал Джастин, — возвращайся сюда со всеми заработанными кредитами и купи мне что-нибудь стоящее.
— Стоящее, говоришь? Что у тебя на уме?
— Не знаю. Почем сегодня дают Токио?
— Токио? Друг, Токио тебе не понравится. По сравнению с Шанхаем Токио — стыд и позор. Вот Шанхай — дело другое.
— Ладно. — Джастин вспомнил, что читал, как во время Большого Краха плотину «Три пропасти» разрушили и больше не отстроили.
— Может, Бангор? — неуверенно предложил Омад.
— Бангор? Бангор… В штате Мэн, что ли? Пошел ты, Омад! Оставайся на поясе астероидов, дешевка! Мог бы хоть Гавану мне предложить!
Омад пришел в замешательство.
— Гавана на Кубе, — подсказал Джастин.
— А где это — Куба?
— Господи, что случилось с Кубой?
Омад захохотал:
— Джастин, обожаю, когда ты такой! Опять купился!
— Ах ты, сукин…
Вернувшись в свой новый дом, Джастин с удивлением увидел над подъездной дорожкой незнакомый флаер. Нежданные гости… Оказалось, что к ним прилетели Мош и Элинор. Он вошел через солярий и услышал в библиотеке голоса. Нила, Мош и Элинор расположились на кожаном диване и, видимо, душевно беседовали.
— Гил снова вернулся ко мне, а доктор Ван открыла собственную практику.
Нила рассмеялась вслух:
— Ну кто бы мог подумать? Сколько они обсуждали, что сделают с…
— Да, — продолжал Мош, едва заметно улыбаясь, — их акции так резко упали, что они… — Он вскинул голову, услышав, что Джастин входит в комнату. — Джастин, рад видеть, что ты хорошо выглядишь. А мы тут сплетничаем о сослуживцах.
Джастин сел рядом с Нилой.
— Мы вам всегда рады.
Элинор подошла к Джастину и поцеловала его в щеку. Мош не сдвинулся с места.
— Мы узнали про Нилу и поспешили предложить ей помощь.
— Ты можешь помешать ее переводу? — спросил Джастин, в душе которого затеплилась искра надежды. Правда, он прекрасно понимал, что разозлит Нилу. Она ведь недвусмысленно объяснила ему свое отношение к происходящему.
— И хотел бы, да не могу. Я даже кое-кому позвонил, чтобы узнать, нельзя ли вернуть ее в Боулдер. Пришлось задействовать старые связи. Ничего не выходит. Они не соглашаются.
— Почему? — спросил Джастин. — Ведь раньше ты был важной фигурой в GCI.
— Вот именно — раньше. И потом, если они и раньше уважали Председателя, то сейчас боготворят землю, по которой он ходит. Председателя и его проклятого апостола Гектора Самбьянко. Председатель-то все и придумал, а совет директоров только исполняет его волю.
— Кто он вообще такой, что так нахально ломает мне жизнь?
Мош вздохнул:
— Джастин, Председатель — самый умный, коварный и хитрый руководитель из всех, кого я знаю. Он разбирается в инкорпорированном мире лучше всех живущих в Солнечной системе. Начал «мелкотой» и взлетел на самый верх. Лично мне он никогда особенно не нравился. Внешне он держался достаточно дружелюбно, но сомнет все и вся на своем пути. Вот почему я вышел в отставку. Возможно, я бы и смог добиться поста Председателя GCI, но не хотел этого так страстно, как он. Джастин, я тоже умею играть в корпоративные игры. Но я бы стал просто «Мошем Маккензи, председателем GCI». Я бы ни за что не стал Председателем с большой буквы.
— И все-таки я не понимаю, зачем он охотится за мной.
— Джастин, — ответил Мош, — все не так. Председатель не охотится за тобой. Ему кажется, что ты охотишься за ним. Ты ломаешь его любимую систему. Вносишь смуту в его Вселенную. Позволь напомнить, что ты уклонился от всех попыток инкорпорировать тебя. И теперь вся Солнечная система в смятении. По-моему, ты первый на моей памяти сумел так его напугать.
