class="p1">Ничего не понимая, я с удивлением уставилась на нее.
Позже, когда мы вернулись в отель, я спросила:
— А что это ты говорила про Санта-Монику?
— Это мой сюрприз. Я там арендовала дом на берегу. В нем есть все, включая бассейн и прекрасный вид на океан. Я хочу, чтобы вы обе пожили там вместе со мною. Дом все равно слишком велик для одного человека.
Я пролепетала:
— Да, но… я в самом деле… очень люблю Санта-Монику.
Потом… климат в Калифорнии для нас полезный. Но… но…
— Никаких «но». Все уже решено.
— Мы не можем вот так, без конца, принимать от тебя такие пожертвования… — воскликнула я.
— Никакое это не пожертвование! — резко возразила Маргарет. — Пожалуйста, больше не вздумай называть это таким словом. Чтобы и мыслей таких в твоей голове не было! — Тут ее тон смягчился. — Это называется гостеприимством.
— Нет-нет, — сказала я тихо, — это не просто гостеприимство, это куда больше! Это сердечность, проявление чуткости, душевного расположения…
На самом деле все было уже решено, поэтому по прошествии двух недель мы втроем поехали в Санта-Монику. Дом оказался не просто большим, он был величественным, как дворец, и там уже работали пять человек обслуживающего персонала. Мама сразу же занялась кухней. Она никогда не видела такую, где было столько различных кухонных принадлежностей и устройств. Она была готова проводить там много времени, пребывая в полном восторге от всех этих электрических миксеров, блендеров, но особенно ее восхищали электрический вертел и… измельчитель пищевых отходов (диспоузер). Дельфина, наша повариха, которая была родом с Багамских островов, оказалась хорошей ученицей, и мама быстро обучила ее всем секретам своих замысловатых рецептов французской и польской кухни. Умопомрачительные творения этих двух энергичных женщин появлялись из кухни без конца, это был постоянный поток изысканных блюд, и вскоре наш дом стал знаменит во всем городе своими кулинарными достижениями. Маргарет особенно нравилась сытная, жирная еда, какую готовила мама, и поэтому ее приходилось останавливать за столом, когда она пыталась взять себе по второму и даже по третьему разу блинчики, зразы, морские гребешки в соусе и различные муссы, так как была склонна к полноте и легко набирала вес.
Какая это была счастливая пора! Все любили приходить в гости к нам, дом прямо-таки светился гостеприимством и сердечностью, а пикантные ароматы, проникавшие в комнаты из кухни, усиливали аппетит гораздо сильнее, чем позволяла суровая голливудская диета, которую нашим гостям требовалось соблюдать, чтобы как можно лучше выглядеть перед кинокамерой. Остроумие старых друзей, таких как Уолтер Бири, Руперт Хьюз, Антонио Морено, Уорнер Бэкстер и Насио Хёрб Браун, превращало нашу столовую в место, где не умолкали искрометные шутки и велись будоражившие воображение беседы.
После трапезы, когда все тарелки и столовые приборы были убраны, мы устанавливали на стол рулетку и играли по маленькой. Мама обожала азартные игры, и ею была изобретена особая система ставок, какую она немало лет использовала в Монте-Карло, но, правда, без особого успеха. А вот здесь, в Санта-Монике, она вдруг стала часто выигрывать. Однажды вечером, подгребая к себе игровые фишки, она невероятно радостно воскликнула: «Ах, если бы я знала, что для успеха моей системы нужен лишь калифорнийский климат, то уже давным-давно приехала бы сюда. Я столько времени потратила на Ривьере совершенно зря, не говоря уже о деньгах».
Вскоре после нашего приезда в Санта-Монику мама смогла возобновить знакомство с оставшимися в живых членами старой польской эмиграции. Она впервые познакомилась с ними, когда приезжала сюда двадцать пять лет назад. Среди них был ксёндз Кжеминьский, в ту пору еще полный сил молодой человек. Теперь он сильно постарел и был не совсем здоров, однако мечта его юности осталась прежней. Он хотел построить в Лос-Анджелесе настоящий польский костел. В двадцатые годы он вел церковную службу в небольшом домике, где была всего одна комната, а сам жил в маленькой пристройке за домом. Я еще тогда начала жертвовать средства на расширение этой церкви Божьей Матери Ченстоховской и продолжала это делать все время, пока жила в Голливуде. Когда я уехала за границу после свадьбы с Сержем Мдивани, этим занялась старая миссис Доухини из сказочно богатой семьи нефтепромышленников[376]. Она запросила до смешного низкую цену за свой замечательный особняк с огромным участком на Вест-Эдамс-бульваре и практически подарила все это прихожанам[377].
В 1949 году церковь по-прежнему находилась в старом особняке Доухини. Собственно молельня была на первом этаже здания, а отец Кжеминьский проживал на верхнем, над нею. На территории вокруг дома находилась также школа и зал для светских мероприятий, а собственно церковного помещения не было. Когда мы отправились туда на мессу в первый раз после приезда, мама сказала: «У меня есть только одно пожелание — до своей смерти увидеть здесь построенный настоящий костел». И мы взялись за дело, чтобы помочь этому пожеланию стать реальностью. Мы не только пожертвовали наши средства, что могли себе позволить, нам удалось собрать немалые суммы, устраивая благотворительные концерты, базары и так далее. Маргарет помогала нам, работая не менее усердно, и ее латентный интерес к католической вере, который всегда у нее присутствовал, проявился, наконец, именно в этот период времени. Уже в скором времени вера помогла ей получить большое облегчение и утешение, когда в ее жизни случился серьезный кризис.
В том году у Маргарет случился обширный инфаркт, и ее срочно увезли на машине скорой помощи в больницу Санта-Моники. Я не смогла получить там отдельную палату, чтобы быть рядом с нею, поскольку больница была переполнена, поэтому молча сидела в углу комнаты, где она лежала, молясь за дорогую подругу, или ходила туда-сюда по коридору в невероятной тревоге.
Два дня ее имя было в списке больных, находившихся в критическом состоянии. Врач откровенно признался мне, что положение Маргарет представляется безнадежным. Он грустно добавил: «Мне крайне жаль, но помочь ей я не в силах. Думаю, что она не переживет эту ночь». У меня все поплыло перед глазами, но тут я услышала, что Маргарет зовет меня, и бросилась к ней. «Полита, — слабым голосом пробормотала она, — приведи священника». Маргарет выросла в лоне Епископальной церкви[378], поэтому я спросила, нужен ли ей священнослужитель собственного вероисповедания.
Она покачала головой со словами: «Нет, приведи католического священника. Хочу перед смертью стать католичкой. Хочу собороваться. Пожалуйста… пожалуйста».
Я согласилась с ее пожеланием. В конце концов, любая религия не только помогает людям жить, но подготавливает их к смерти. Я позвонила в иезуитский колледж и попросила поскорее
