то ли отпустить. Но я-то тебя отпускать не собираюсь. Я с тобой. Навсегда! — Он наклонился и поцеловал ее в ледяные губы. — Давай-ка накроем тебя еще одним одеялом. Оно из лисьей шкуры и согреет тебя, как печка. — Он укрыл ее.
— Спасибо, любимый. Я причиняю тебе столько хлопот!
— Чепуха! У каждого может случиться жар. Я сам перенес лихорадку, и, можешь мне поверить, куда более сильную. — Он вспомнил о черной рвоте, которую смогли превозмочь он, и Магистр, и другие его друзья… — Что тебе сейчас требуется, так это хороший сон. Я дам тебе валериановые капли и отвар из ивовой коры против головной боли.
Вскоре Арлетта задремала. Витус провел всю ночь у постели невесты. Ее то знобило, то бросало в жар. И в зависимости от этого, он то согревал ее, то охлаждал ее лоб. Наконец к утру он забылся беспокойным сном. Его последней мыслью была надежда, что утром жар спадет.
Его разбудил грохот. Он открыл глаза и увидел Арлетту, которая лежала на полу в нескольких шагах от него.
— Боже милостивый, любимая! — Он молниеносно вскочил и помог ей подняться на ноги. — В чем дело? — Он хотел отнести ее обратно на кровать, но она упиралась.
— Прошу тебя, пожалуйста, оставь меня ненадолго.
— В чем дело?
Она глянула на него горящими от лихорадки глазами:
— Прошу тебя!
Когда несколько минут спустя он вернулся в спальню, ему в нос сразу ударил невыносимый запах. Пахло фекалиями, и фекалиями, типичными для жидкого стула. Он вынул из-под кровати ночной горшок, снял крышку и увидел, что его опасения подтвердились: диарея! Арлетта лежала на постели спиной к нему и жалобно всхлипывала.
Витус сцепил зубы и, чтобы не подать виду, сказал притворно бодрым тоном:
— Доброе утро, любимая. Ты беспокойно спала и, похоже, у тебя понос. Но в этом нет ничего необычного при лихорадке. Сейчас позовем Хартфорда, пусть вынесет ночную посудину.
Когда слуга вышел, Витус снова присел на краешек кровати и взял ее за руку:
— Не надо отчаиваться, Все будет хорошо, обещаю. Давай-ка я тебя осмотрю.
— Ну… не знаю. Мне так плохо.
— Хуже, чем вчера вечером?
Арлетта понимала, что он надеется услышать утешительный ответ, но не смогла солгать:
— Может, чуточку хуже.
— Ну трудно было ожидать, что жар за одну ночь спадет. А голова все еще болит?
— Да. И все тело.
— Моя бедняжка! — Он хотел ее поцеловать, но она отвернулась.
— Не надо, любимый. Я чувствую себя такой… такой нечистой.
— Ты можешь с ног до головы покрыться коростой, но я буду любить тебя не меньше, чем люблю сейчас.
Арлетта тихо засмеялась и на минуту стала прежней Арлеттой. От любви и жалости у него на глазах выступили слезы.
— Давай выпьем отвара ивовой коры, прямо сейчас. Он снимет головную боль и понизит температуру. А потом я дам тебе лекарство от поноса. Оно общеукрепляющее, и диарея больше не будет мучить тебя. Это напиток из черники, шалфея и лапчатки гусиной, смешанных с угольным порошком. А если и он не поможет, попробуем белую глину. И нарушения в кишечнике будут устранены.
— Как хорошо быть невестой врача! — Арлетта погладила его руку. — И все-таки мне неспокойно. Я чувствую себя совершенно разбитой, и такая слабость… Мне хочется встать и в то же время оставаться в постели.
— Все образуется, — успокоил Витус, хотя сам страшился проявившихся симптомов. — А теперь давай я тебя посмотрю.
Ее пульс все еще был учащенным, а глаза лихорадочно блестели. Конъюнктива была воспалена и покраснела. Он прописал ей коллириум, который тут же сам приготовил и применил. На языке был темный налет с неприятным запахом, слава Богу, без примеси запаха свежеразделанной печени — верного признака черной рвоты. И цвет кожи тоже не свидетельствовал о ней: желтушности не было и следа. Но увеличились лимфатические узлы на шее, что, в общем-то, не было удивительно. При любой лихорадке это естественно. Витус вспомнил о Хайме, которого подняли на ноги кантаридин и иглица, но пока что решил повременить с этими средствами. В медицине, как в поварском искусстве: переложишь трав — и уничтожишь изначальные приметы.
— Ну и каков диагноз, господин кирургик? — слабо пролепетала Арлетта.
— Пока не установлен, — улыбнулся Витус и осторожно продолжал пальпировать. Все казалось в норме, даже печень, что говорило против черной рвоты. Он нажал на область желудка, потом кишечника:
— Больно?
— Нет. Да. Внизу. Что-то…
— Дай-ка посмотрю… — он поднял ночную рубашку и остолбенел.
В паху висели гроздья бубонов. Они были мутные и выглядели злокачественными. Витус постарался отбросить страшную догадку, пронзившую его.
— Э… — услышал он чужой голос. — Может, это бубоны, а может, и нет.
Он начал их прощупывать. Наросты были мягкими и податливыми. Не прошло и минуты, как Витус установил, что паховые лимфоузлы сильно увеличены. Плохой симптом!
— Что такое бубоны? — В слабом голосе Арлетты звучал страх.
Витус поймал себя на том, что был неосторожен в выражениях. Он как врач должен вселять надежду!
— Бубоны, — небрежно заметил Витус. — Просто шишки.
— Это… это плохой знак?
— Уй, ничего страшного. Способ выгнать из тела лихорадку.
Витус надеялся, что это и в самом деле так. Он продолжил обследование.
Потом он их увидел. Маленькие точки от укусов на лодыжках. Следы отвратительных тварей из «Золотой галеры». Вокруг красных точек уже образовались черноватые пятна. Однозначно: некротические поражения тканей и… бубоны… Его словно молнией поразило. «Боже, только не это!!!» — заклинал он. Он, должно быть, ошибся. Он должен ошибиться! Господь всемогущий, ты же хранишь любящих! Сохрани Арлетту, которая… Но он знал, что прав и что Господь здесь бессилен.
У Арлетты была чума.
— Куда это ты сбежал? — Голос Арлетты напоминал слабое дыхание ветерка.
— Просто кое-что пришло в голову, — солгал он и подумал, что в следующие дни ему придется много лгать, потому что открыть правду у него не хватит мужества…
Витус выскочил из спальни, потому что больше не мог этого выдержать. Он помчался разыскивать Магистра, который обнаружился на берегу залива, где маленький ученый наблюдал жизнь чирков-свистунов и крякв, ныряющих под воду.
— Магистр! Мне надо срочно поговорить с тобой!
— Да ну? И что такого срочного? — Маленький ученый сощурился и указал на уток. — С каждой крошкой они подплывают все ближе. Может быть, понимают, что я хочу рассмотреть их, а может, просто привыкают ко мне.
— Прости, но я не настроен говорить об утках. — Витус без обиняков выложил другу свои ужасные предположения, и Магистр растерялся точно так же, как недавно и он сам.
— Этого не может быть! Если есть на
