где рыба ловилась плохо, и солидный, уважающий себя рыбак никогда не останавливался, но зато имелся достаточно обширный плоский участок для размещения лагеря. Наши же палатки стояли на таком склоне, что мне приходилось несколько раз в течение ночи вставать и втаскивать Витю и Сережу обратно в палатку.
В последующие несколько дней я провел несколько экскурсий на противоположный берег, во время одной из которых Оля чуть не угорела на солнцепеке. Пару раз ходили в огромный заброшенный колхозный сад за сливами.
Рыбаки – Сергей и Дима (родственник Оли) были совершенно счастливы от успехов в рыбной ловле. Рыбы хватало на уху, хотя и жидковатую, а часть рыбы – даже засолили. Самым неожиданным открытием того сезона на Днестре для меня оказались грибы. Мне случалось и до того находить в лесочке пару подберезовиков или сыроежек, но такого, чтобы собрать полсумки грибов (в том числе и белых!)…
В заключение могу заметить, что неудачной рыбалки в тех местах не бывает. Конечно, по 80 кг за утро уже давно никто не ловит, но 10–15 кг за полтора-два дня – вполне реальные цифры.
P. S. Продолжили мы тогда свой отдых в Карпатах. Ехали на трех машинах – 2 форда и моя «тройка». Я боялся, что они на своих «еномарках» рванут вперед, а мой 25-летний «аппарат» будет плестись далеко сзади. Поэтому, едва мы выехали на трассу, я развил «бешеную» скорость и помчался в авангарде, рассчитывая, что меня быстро догонят. Минут через 20 я оглянулся – «фордов» не было. Остановился. Наконец, показались. Я опять поехал. «Форды» пропали. Решил дождаться. Оказалось, что ребята «неслись» со скоростью 30 км/час – на большей скорости груженые машины бились бензобаками об дорогу. Преимущество «жигуля» особенно проявилось в горах. Я легко форсировал все препятствия, как водные, так и наземные, в то время, как бедные иномарки, скребясь днищем по камням, с трудом продвигались к цели. Сергею не повезло – он оборвал глушитель. Вывалилась вся труба. После этого не только отдых – жизнь потеряла для него всякий смысл. Он хотел только одного – немедленно вернуться домой в Киев.
Я пытался уговорить их найти место подальше от дороги и вывез их на своей «тройке» вглубь, всячески рекламируя новые места. Но Володя и, особенно, Сергей с ужасом смотрели на «реки», преодолеваемые моим «аппаратом» и просились поближе к дороге. В результате остановились на старом месте.
На следующий день стояла такая жара, что Оля потребовала немедленно перенести лагерь в тень. Я попытался им, было, объяснить, что прятаться от солнца в горах нельзя – Карпатский бог нам этого не простит, но меня не послушали. Разместились в тени на узкой полоске берега над ручьем – притоком р. Лопушна. Машины пригнали поближе, причем, Сергей свой «форд» поставил первым, возле самой палатки – на берегу ручья.
На следующий день случилось то, что я и предрекал. Пошел дождь. Наш ручеек «вспух» за считанные минуты – очевидно, в верховьях прошел сильный ливень. Все с криками бросились спасать продукты, помещенные в ручей для охлаждения, но было поздно. Володя, путаясь в намокших штанах, бежал за мясом, но догнать не смог. Сергей в панике бегал вокруг своего «форда», опять оказавшегося в критической ситуации – на самом краю берега, кромка которого под натиском бурного потока таяла на глазах, приближаясь к передним колесам автомобиля.
К счастью, все обошлось. Машины отогнали подальше, а продукты – масло и сыр выловили в прибрежных кустах уже в реке Лопушна.
В отличие от приднестровских лесов, грибов было мало, зато мой Сережа каждый день баловал нас свежей форелью.
Как я выжил
Жизнь без риска, как еда без соли.
По всем законам статистики я должен был прекратить свое существование еще задолго до школьного возраста.
В двухлетнем возрасте я скатился с печки на раскаленную плиту. На мое счастье, на плите стоял тазик с водой, которая еще не успела сильно нагреться. В этот тазик я и попал, так что обжег только руки (следы ожогов видны и сейчас) и ноги.
Когда мне было четыре года, мы возвращались с мамой из школы (мама работала учительницей в селе Новая Жадова) через лес и встретили (места там дикие) волка. Мы стояли, и волк, размером с небольшого теленка, тоже стоял, спокойно глядя на нас своими желтыми глазами. Мы пошли – волк на расстоянии 5–6 метров шел за нами. Меня эта ситуация забавляла, маму – нет. Что помешало волку напасть на нас – я не знаю. Отстал он от нас только возле дома.
В пять лет, я попал под лошадей. Подвода, запряженная двумя конями, мчалась по главной дороге, а затем вдруг свернула вниз с насыпи на боковую, где сидел я и играл в песочке. К счастью, я попал между колес, а лошади только слегка задели меня копытами. Все произошло настолько быстро, что я даже не успел испугаться.
В шестилетнем возрасте я горел. Родители были на зимней сессии, а я оставался под присмотром набожной няньки-полячки, которая перевела меня из православной веры в католическую и обучила молитвам на польском языке. Каждый вечер в 8 часов я становился на колени в угол, где нянька повесила для меня небольшую икону, и просил у «свентего сына» и «ойца» прощения для себя и моих родителей-безбожников.
Как-то вечером нянька затопила печку и ушла домой, приказав мне забросить еще два полена, когда прогорят те, что в печке. Мне ждать не хотелось, и я, затолкав остаток дров в печку и кое-как прикрыв дверцу, улегся на кушетку возле печки. Проснулся я среди ночи оттого, что тлеющая кушетка прижгла мне пятку (это меня и спасло). Возле печки горел пол. Комната была заполнена едким дымом, от которого слезились глаза. Удушливо воняло горелыми тряпками. Лампочки (я спал при свете) видно не было, только посреди комнаты светилось желтое пятно.
Как это ни странно сейчас звучит, никакого страха я тогда не ощущал. Была предельная мобилизованность. Разбив форточку (окна на зиму заколачивались), я помчался на кухню. Воды в ведре было на треть, поэтому я намочил одеяло и им уже гасил пол и кушетку. Через час пожар был ликвидирован, комната проветрена, а я лег досыпать на диван, который пострадал от огня не очень сильно.
На следующий день слух о пожаре разошелся по всему селу. Возмущались нянькой, вызвали телеграммой родителей, а я стал героем дня. Председатель колхоза на радостях (дом принадлежал колхозу)
