Во время встречи Врангель и фон Лампе обсудили проблему финансирования эмигрантского издания «Белое дело». В связи с этим фон Лампе отметил в дневнике: «У ПН нет выходов на тех, кто мог бы дать деньги на „Белое дело“…» Отсутствие выходов на потенциальных спонсоров сильно ограничивало влияние Врангеля на русскую эмиграцию и тот же РОВС. Оно всё больше становилось моральным, но не материальным. Но зарабатывать деньги и жить для себя Петр Николаевич так и не научился до самой смерти. Главным для него оставались РОВС и забота о бывших чинах своей армии, их материальном положении и моральном духе.
Четырнадцатого января 1928 года в Брюсселе Врангель издал очередной приказ по РОВСу: «Ушел еще год. Десятый год русского лихолетия. Россию заменила Триэсерия (СССР. — Б. С.). Нашей Родиной владеет Интернационал. Но национальная Россия жива. Она не умрет, пока продолжается на русской земле борьба с поработителями Родины, пока сохраняется за рубежом готовая помочь этой борьбе зарубежная Армия.
Час падения Советской власти недалек. Наши силы понадобятся родине, и тем ценнее будут они, чем сплоченнее сохранится наша спайка, чем крепче останется дух.
Не обольщаясь призрачными возможностями, но не смущаясь горькими испытаниями, помня, что побеждает лишь тот, кто умеет хотеть, дерзать и терпеть, будем выполнять свой долг».
С. А. Мацылев вспоминал, что руководители белой эмиграции знали о расхождениях между Врангелем и Кутеповым, но высоко ценили обоих, «которые по-разному стремятся к одной и той же цели — освобождению России»: «Врангель не одобряет ту работу, которую ведет Кутепов в России, считая, что она не даст положительных результатов и лишь вызовет жертвы среди лучших и наиболее активных чинов армии». Возможно, мемуарист был прав, когда писал, что генералы «в глубине сердец больно переживают эти несогласия». Подтверждением этому служит описанная им встреча в Галлиполийском собрании в феврале 1928 года:
«…Рабочий квартал Парижа со скучными, однообразно-серыми домами. Узкий проход ведет с улицы к небольшому двухэтажному особняку, который расположен как в колодце, окруженный более высокими домами. Скромный зал, переделанный из когда-то помещавшейся здесь мастерской. Стены украшены национальными флагами и портретами покойного Государя и вождей Белого Движения. Один угол зала затянут занавесью — там помещается походная Галлиполийская церковь… Народу много, выделяется плотная, коренастая фигура генерала Кутепова… Входит Врангель… он осунулся и похудел, но по-прежнему в глазах молодой блеск. На несколько секунд он задерживается на лестнице, которая ведет в зал, окидывает его быстрым взглядом и прямо направляется к генералу Кутепову.
Все присутствующие знают, что между ними существуют разногласия…
— Здравствуй, Александр Павлович, — раздался несколько хрипловатый голос Врангеля, — что же, ты теперь меня и узнавать не хочешь?.. На днях захожу в Мэзонетт позавтракать, вижу, что ты сидишь с кем-то за столиком, а ты на меня даже и внимания не обратил…
Кутепов улыбнулся и что-то ответил… Лед был сломан…»
Показательно, что в последние недели жизни Врангель внес в текст своих «Записок» довольно лестный отзыв: «Генерал Кутепов был начальник большой воинской доблести…»
Бывший офицер белой армии К. Зайцев дал генералам сравнительную характеристику:
«Кутепов и Врангель! В некоторых отношениях генерал Врангель, конечно, затмевал скромного и деловитого Кутепова. У ген. Врангеля был подлинный талант властвования. От него исходила некая поистине магическая сила, воздействие которой испытал всякий, кто хоть раз находился в его присутствии. Декоративно великолепный, он естественно повелевал, и окружающие его также естественно ему подчинялись. Власть его над массами была чудодейственной.
Кутепов не обладал подобными данными прирожденного правителя. Но поставим вопрос иначе. Кто мог, перебирая в своей памяти десятки и сотни знакомых ему имен из состава армии, остановить свой выбор на любом из них и, призвав в свой кабинет капитана или полковника, имярек, из их числа, сказать ему: „Полковник или капитан такой-то, у меня есть к вам дело; это очень ответственное поручение, и есть много оснований предполагать, что вы не вернетесь, если обстоятельства обернутся для вас неблагоприятно, — согласны ли вы взяться за него?“ Кто мог задать такой вопрос сотням доблестных офицеров и быть уверенным, что не будет отказа и что поручение будет свято выполнено и окажется в руках человека беспредельно преданного и абсолютно верного? — Я полагаю, что другого такого человека нет в нашем зарубежье и не было его даже тогда, когда был в живых ген. Врангель».
Думается, однако, что офицеры и Врангелю не отказали бы в просьбе принять на себя поручение, связанное со смертельным риском. Но барон, в отличие от Кутепова, считал, что выполнение такого рода миссий в России в настоящее время бессмысленно. Если он и пытался создать какую-то агентурную сеть в СССР, то только с целью получения разведданных, чтобы понять, что именно там происходит. Однако нет достоверных данных, подтверждающих, что такая сеть была Врангелем действительно создана. Главное же — Петр Николаевич, имея некоторый политический опыт, прекрасно понимал, что на процессы, происходившие в Советском Союзе, эмиграция воздействовать не в состоянии. Печальный опыт «Треста» его убежденность только укрепил.
Врангель особое значение придавал укреплению веры в Белое движение. Получив в конце января 1928 года письмо от председателя Союза дроздовцев генерала Ползикова с просьбой прислать «бодрящее слово» для помещения в памятную однодневную газету, выпускаемую в связи с предстоящим празднованием десятилетия дроздовских частей, 10 февраля Петр Николаевич откликнулся ярким патетическим приветствием:
«Белая борьба
Белая борьба — это честное возмущение русского человека против наглого насилия над всем для него святым — Верой, Родиной, вековыми устоями государства, семьи.
Белая борьба — это доказательство, что для сотен тысяч русских людей честь дороже жизни, смерть лучше рабства.
Белая борьба — это обретение цели жизни для тех, кто, потеряв Родину, семью, достояние, не утерял веры в Россию.
Белая борьба — это восприятие десятков тысяч юношей, сынов будущей России, в сознании долга перед Родиной.
Белая борьба — это спасение Европы от красного ига, искупление предательства Брест-Литовска.
Не вычеркнуть из русской истории темных страниц настоящей смуты. Не вычеркнуть и светлых белой борьбы.
Генерал Врангель».
Поскольку иностранные и эмигрантские издательства одно за другим отказывались печатать мемуары Врангеля, он передал их главе 2-го отдела РОВСа генерал-майору А. А. фон Лампе для публикации в летописи «Белое дело». В феврале 1928 года барон вызвал его из Берлина в Брюссель, чтобы совместно с ним окончательно отредактировать свои воспоминания. По совету фон Лампе Петр Николаевич назвал их «Записками». Врангель вычеркнул из текста все критические характеристики Николая II и наиболее резкие высказывания в адрес Деникина. Врангель считал, что высказывания такого рода могут только разобщить эмиграцию, а он старался делать всё для ее объединения.
