Включение Западной Грузии в состав империи поставило вопрос об устройстве портов на ее побережье. Наиболее подходящими пунктами были Поти, Батуми и Анаклия. Контроль над ними позволял не только беспрепятственно доставлять все необходимое из России, но и пресекать вывоз пленных, охота за которыми опустошала и деморализовывала край. Особенно велико было значение Поти, принадлежавшего тогда Турции. Хотя князь Дадиани обещал обеспечить продовольствием войска, находящиеся на его территории, русское командование предпочло подстраховаться и организовать подвоз провианта морем. Командир Таганрогского гарнизонного батальона закупил необходимое количество муки, но возникла проблема с доставкой ее в Поти из-за картельного сговора греков-судовладельцев. Они заломили цену, равнявшуюся затратам на перевозку груза из Кронштадта вокруг Европы через Средиземное море. Главнокомандующий не пошел на поводу у алчных торговцев и договорился с морским ведомством о том, что необходимые грузы будут доставлены военными транспортами.
В исторической литературе и публицистике действия России в ее среднеазиатских и кавказских владениях нередко сравнивают с действиями Англии в Индии, причем сравнение это зачастую не в пользу Петербурга. Британцы в большинстве случаев сохраняли власть местных владык. Но если в Бухаре и Хиве это удавалось и русским, то на Кавказе подавляющее большинство местных владетелей сами оказывались главным источником беспокойства коронной власти. Цицианов проявил себя непримиримым борцом с работорговлей, процветавшей в Западной Грузии. Он приказал конфисковать все имения мингрельских дворян, принявших ислам и переселившихся в Поти для большего удобства заниматься «постыдным промыслом». Было всенародно объявлено, что все «изобличенные в торговле людьми, несмотря на звание, род и достоинство, по жестоком телесном наказании будут сосланы в Сибирь на каторжную работу»[835].
В рапорте от 27 июня 1804 года Цицианов писал: «При занятии Мингрелии я нахожу пристань Поти столь нужной, что почитаю выгоднейшим для России приобретение одного сего пункта, нежели всей Мингрелии, коей зависимость определится зависимостью Поти»[836]. Предложение захвата Поти вовсе не было безумием, как это позднее пытался представить в своих мемуарах С.А. Тучков. Дело в том, что этот городок находился на дальней окраине Турецкой империи в составе Ахалцыхского пашалыка, глава которого чувствовал себя только в номинальной зависимости от султана. Гарнизон Поти набирался «из бродяг и составляет в прямом виде скопище разбойников, разоряющее грабежами все окружные места, давая при том пристанище у себя и другим скитающимся партиям…»[837]. Вероятно, Тучков мыслил по-европейски, применяя к Восточной Турции принципы законности и порядка. Цицианов же хорошо понимал специфику края. Принимая во внимание это обстоятельство, Министерство иностранных дел России предлагало постепенно внедриться в город, сделать так, чтобы турки привыкли видеть в русской команде нечто безопасное. Другой вариант заключался в том, чтобы уговорить турецкий гарнизон за мзду покинуть крепость якобы для преследования разбойников. Русские же могли занять Поти как никому не принадлежащую. Имелся еще один вариант — пустую крепость занимали мингрелы и отдавали ее русским. Однако если ранее потийский ага не возражал против разгрузки судов Черноморского флота, то теперь, подстрекаемый Соломоном II, он даже запретил кораблям вставать на рейд и запасаться пресной водой. Чтобы не зависеть от капризов турецкого чиновника, Цицианов поручил найти другой пункт для разгрузки судов. Было решено устроить пристань в устье реки Хопи и соединить ее с Рионом каналом, идущим в обход Поти. Но исполнение этого плана затруднялось болотистой местностью и недостатком рабочих рук. 8 декабря произошла катастрофа: долгожданный транспорт погиб во время шторма со всем грузом провианта и экипажем. И в дальнейшем организация поставок провианта оставалась проблемой для закавказских властей. Россия добилась разрешения турок пропускать провиант через Фазскую пристань, но это мало изменило ситуацию. Доставка грузов вверх по реке Риони затруднялась нехваткой лодок. Неудобство рейда, открытого ветрам, не позволяло судам на нем задерживаться в ожидании разгрузки. Поэтому все привезенное из России сваливалось под открытым небом на берегу, а разрешения на строительство магазина и устройство при нем воинского караула под всякими предлогами турки не давали.
Принятие Имеретии и Мингрелии в российское подданство сделало еще одно государство этого региона — княжество Гурию — предметом особого внимания Цицианова. Гурию также потрясали междоусобицы. Все началось с того, что ее правитель, Мамия, женился на сестре Соломона II, которая умерла, не родив наследника. Оказавшись исключенным из списка родственников, имеретинский правитель решил присоединить Гурию к своим владениям, но враждовавший с Мамией его брат Георгий выступил против агрессора, после чего захватил власть в княжестве. Его наследник, старший сын Семен, вступил на престол и выделил трем своим братьям, Вахтангу, Левану и Давиду, земли «для кормления». Четвертый брат, Кайхосро, воспитывался при имеретинском архиерее, поскольку намеревался стать священнослужителем. Когда Семен умер, всю власть прибрал к рукам Вахтанг, пользовавшийся поддержкой Соломона II, но вскоре он стал жертвой заговора братьев. После этого заговорщики перессорились, и Гурию охватила анархия, причем командир русского отряда генерал-майор Рыкхов невольно стал участником междоусобицы. Он пригласил к себе в гости князя Левана, а в это время Кайхосро (отказавшийся от духовной карьеры) захватил в заложники семью брата. В конце концов русскому генералу удалось собрать всех враждующих родственников в одном месте и договориться о прекращении войны, приведшей к полному разорению княжества. Примечательно, что гурийцы отвергли предложение пригласить в качестве посредника Соломона II, «яко источника, от которого все их ссоры и междоусобия прежде происходили, и что при сем случае влияние его послужит не к примирению их, но к тайному внушению несогласий и междоусобий, которых они искренно желают избавиться»[838].
Как это часто бывало на Кавказе, включение в состав России земель тамошних владетелей или вольных обществ сопровождалось «наследованием» конфликтов, в которых эти владетели или общества участвовали. Присоединение Имеретии означало не только улаживание взаимных претензий домов Дадиани и Багратиони на Лечгум и другие спорные земли, но и прекращение столкновений на границе с Турцией. 13 октября 1804 года Цицианов объяснял в письме царю Соломону, что угон скота из турецких владений, ранее бывший обычным делом, теперь представляется совершенно недопустимым. Главнокомандующий посоветовал имеретинскому царю приструнить своих подданных, поскольку в противном случае русские войска не будут иметь оснований для защиты их имущества от нападений. Но были у имеретинского царя еще более серьезные прегрешения. По установившейся традиции мятежные князья находили убежище у соседей. Но российские власти не собирались относиться к этой традиции «с пониманием», тем более что в Имеретии укрылись сыновья Ираклия II, являвшиеся активными участниками антироссийских заговоров и мятежей. 22 октября 1804 года Цицианов прямо заявил в письме к Соломону о его двурушничестве: «Давая всю должную веру словам вашего величества о верноподданнической преданности Его императорского величества, не могу без удивления взирать на то, что все враги России, причиняющие беспокойствия правлению ее возмущениями, находят убежище у вашего величества и покровительствуемы вами: все царевичи, Юлон и Парнаоз, выпущены из Имеретии — первый пойман яко возмутитель, другой ушел как заяц и теперь в Мтиулетах… Семейство сего врага России у вас находится, и вы за караулом не вышлете его в Сурам. Царевич Константин тоже в Имеретии, бежав из Грузии, живет и укрывается; сын царевича Юлона Луарсаб, слышу, скрылся в Рачу и обручен с дочерью первого вашего князя, но до сего мне дела нет. Все сие пред ставя, прошу всех их выдать и выслать под беспечным надзором в Сурам для избежания справедливого гнева Его императорского величества…»[839]
