Глава 1. Мятежное десятилетие
Когда Леонтий воцарился на царство, всем казалось, по словам летописца, что «всюду был мир». Но эта обманчивая иллюзия вскоре развеялась. Хотя Леонтий был прекрасным полководцем, он не стал хорошим царем. Уже в 696 г. от Римской империи отделилась Лазика, правитель которой Сергий заявил о добровольном подчинении этой страны арабам. В этом же году мусульмане совершили страшное по своим последствиям нашествие в Малую Азию, уведя множество пленных. А в следующем, 697 г. Абд-аль-Малик направил полководца Хасана в Африку, и, как отмечалось выше, после непродолжительной кампании арабы захватили Карфаген.
Узнав об этих печальных событиях, император отдал приказ подготовить флот и, посадив на суда армию под командованием патриция Иоанна, отправил ее в Африку. На счастье византийцев, в это же время Хасан попытался проникнуть в глубь Намибии, но там его войско пало в битве с маврами, возглавляемыми Аль-Кахиной (погибла в 704 г.), последней царицей берберо-иудейского княжества в Северной Африке. Поэтому, когда Иоанн прибыл к Карфагену, ему никто не оказал сопротивления. Город был с легкостью возвращен обратно, но римляне оказались столь же беспечны, как арабы не так давно легкомысленны.
В 697 г. Абд-Аль-Малик направил к Карфагену огромный флот и армию, которую возглавил все тот же Хасан. Всю зиму с 697 на 698 г. византийцы защищали Карфаген, но затем к Хасану подошли подкрепления, римский флот потерпел поражение в битве, и помощи византийцам ждать было неоткуда. Поняв, что соотношение сил просто убийственно для римлян, патриций Иоанн отдал приказ оставить Карфаген, а сам передислоцировался с армией на остров Крит. В столице в то время свирепствовала чума, и войско решило переждать в безопасном месте[998].
Видимо, оставление Карфагена было сделано без разрешения царя, поскольку высшие офицеры римской армии очень боялись гнева императора по возвращении в Константинополь. Как известно, самым простым способом избегнуть наказания является заговор с целью смены правителя. И в этот раз все прошло по этому сценарию. Патриций Иоанн был убит, а армия избрала своим императором этнического гота Апсимара, друнгария фемы кивиритов. Как видно из наименования его должности, это был командир среднего звена, под командованием которого состояло не более 1 тысячи человек, и выбор армии трудно прокомментировать. Приняв предложение войска, Апсимар сменил свое имя на более благозвучное – Тиверий II[999].
Мятежники сразу не пошли к городу, а остановились в пригороде Сики[1000]. Но тут выяснилось, что константинопольцы полюбили Леонтия и не собирались присягать узурпатору. Однако среди командного состава столичного гарнизона, в частности среди иностранцев, оказались предатели, открывшие ворота Тиверию. Мятежные войска вошли в Константинополь, как в завоеванный город, компенсируя собственный недавний страх безнаказанным грабежом, а узурпатор тем временем расправлялся с предшественником. По сложившейся недоброй традиции он приказал отрезать тому нос и отправил в монастырь в Далмацию. Многие царские сановники также были подвергнуты телесным наказаниям, конфискации имущества, а иные – смертной казни[1001].
На удивление, новый царь оказался более деятельным правителем, чем несчастный Леонтий. Поняв, что в Африке он ничего не может противопоставить чудовищному по силе напору арабов, император занялся организацией армии и обустройством крепостных стен столицы со стороны моря, к тому времени пришедших в полную негодность. Попутно он вернул на остров Кипр ранее выселенных императором Юстинианом II киприотов. Ввиду полного опустошения этого острова и притеснений, которым христиане стали подвергаться на землях арабов, киприоты направили к царю посольство с просьбой организовать их переезд, и получили согласие Тиверия. В 698 г. переезд был удачно завершен, и остров вновь принял статус территории двойного подчинения[1002].
В 700 г. арабы вновь предприняли поход в направлении Малой Азии, глубоко проникнув в византийские пределы. С каждым разом все новые и новые области подвергались их разрушительным атакам. Единственное, что спасло Византияю, так это чума, неожиданно масштабно проявившаяся в Сирии и заставившая арабов на время отложить набеги. Греки тут же предприняли наступательные операции, желая перехватить стратегическую инициативу[1003]. В 700 г. византийская армия нанесла арабам поражение у крепости Самосаты, открывавшей прямую дорогу к Эдессе. Прямым следствием этой победы стал переход Смбата Багратуни, командовавшего арабскими войсками, на сторону Византии[1004].
В 701 г. арабы решили окончательно покончить со своеволием армян. Их полководец Мехмед огнем и мечом прошел сквозь всю страну и подчинил халифу почти всю Армению. Правда, некоторые армянские князья боролись, и вполне успешно, но тщетно они просили Константинополь о военной помощи – оттуда шли лишь звонкие титулы, которыми византийцы награждали армянских князей. Устрашенные и павшие духом армяне направили к Мехмеду своего католикоса Исаака III (677—703) просить мира, но тот умер по пути. Однако сопровождавшие католикоса лица сумели донести до слуха арабского военачальника последнюю просьбу покойного: «Сотвори мир народу моему и будет служить тебе и платить подати. Отврати меч твой от крови и руки твои от грабежа, и будут служить тебе от всего сердца. Не пренебрегай мольбами моими и сойдет на тебя благословение мое!»
Полководец дал письменную клятву исполнить все, о чем его просил католикос, и с тех пор армяне вновь стали считаться подданными халифа. Правда, как всегда, весьма беспокойными: время от времени неугомонные армянские князья устраивали заговоры против арабов, чем вновь и вновь ввергали свой народ в пучину несчастий – арабы весьма успешно и чрезвычайно жестоко подавляли эти восстания, заливая Армению кровью. Предательство в то время стало нормой поведения. Сохранились свидетельства, что некоторые армянские князья обратились к императору с просьбой предоставить им область города Поти, славившуюся обширными пастбищами. Но когда их просьба была удовлетворена, армяне тут же приняли предложение арабов и вновь отложились от Константинополя, нисколько не думая возвращать подаренные им земли. Более того, в неугасимой жажде наживы они обокрали собственные храмы, похитив церковную утварь[1005].
