Закончив дела, Элмер и Эрл собрались трогаться в путь, каждый в свою сторону.
— Думаю, да, — сказал Эрл. — Но в памяти все стирается так быстро, правда?
— Да, ты прав. И все же я хочу услышать от тебя, Эрл: мы ведь совершили правое дело?
— Я склонен думать именно так.
— Много людей погибло в ту ночь. До этого мне еще ни разу не приходилось убивать человека. Это совсем не то что подстрелить на охоте дикое животное, чье мясо украсит мой стол, а голова — стену в охотничьем домике. Но человеческими головами стены не украшают, и, быть может, те ребята считали, что служат великой идее.
— Наверное, считали.
— Вот я и не знаю, что думать, Эрл. Возможно, надо было оставить все как есть.
— Мистер Кэй, я считаю, мы поступили правильно. В Фивах происходило нечто плохое, мерзкое, отвратительное — вы сами смогли это почувствовать.
— Что верно, то верно. Это была последняя остановка на краю света, там не оставалось никаких законов.
— Что ж, мы положили этому конец. Быть может, существовали и другие способы сделать это, но я их не знаю. Возможно, дальше будет ненамного лучше, но, видит бог, в одном я не сомневаюсь: все будет по-другому. И может быть, уже одного этого достаточно.
— Посмотрим.
— Да, посмотрим.
— Эрл, я хочу сказать еще вот что. Это был чертовски хороший бой. Я всегда буду с удовольствием вспоминать этот бой и тех, с кем я сражался плечом к плечу. Это был чертовски хороший бой.
— Да, сэр, — согласился Эрл, — это был лучший бой, черт побери, какой я только видел. А я, можете быть уверены, за свою жизнь повидал много боев.
С этими словами они расстались, поклявшись никогда больше не говорить об этом.
Глава 75
Мальчик наблюдал. Поздним вечером он сидел на крыльце белого дома на холме, совсем один, и сосредоточенно занимался наблюдением. Мальчик и прежде был немногословен, но после того, как исчез его отец, он вообще практически перестал говорить. Однако мальчик привык наблюдать, собирать информацию. От его взгляда ничего не укрывалось; он отмечал все, сохраняя в памяти для последующего использования.
Слева в зарослях деревьев расселась стая ворон. Мальчик знал, что птицы прилетели с запада, остановились здесь на ночь, а завтра утром на рассвете улетят дальше на восток. Кое-где в зеленой траве желтели высушенные проплешины, но мальчику было известно, что под внешней выжженной сухостью пробивается новая крошечная жизнь. Время от времени на юг пролетали клинья диких гусей и уток, их крики разносились далеко вокруг. Холодало. А мальчик сидел, смотрел и ждал. И думал.
Он понимал уже многое. Понимал, что его мать очень несчастлива. Он чувствовал, как она напряжена, и это его пугало. В последнее время она тоже постоянно молчала. Мать и сын молча жили вдвоем, молча ели, молча ложились спать. Мать тоже превратилась в наблюдателя, однако в наблюдателя другого рода: она смотрела, но ничего не видела. Мать могла часами глядеть в окно, ничего не замечая. Страх измучил ее. Хотя для мальчика она оставалась по-прежнему красивой, даже он своим предвзятым взглядом, склонным к идеализации, замечал, что она похудела, осунулась, ее лицо приобрело нездоровый желтый оттенок, а в глазах появилась пустота.
Отец просто исчез. С тех пор прошло уже несколько, недель, и его отсутствие черным проклятием легло на всю ферму. Казалось, это чувствовали даже растения, которые высохли на солнце, а сейчас, с приближением осени, несущей холода, спешили поскорее пожелтеть и завянуть.
Мальчик просыпался ночью, убежденный в том, что только что слышал отцовский голос, грубовато-ворчливый, однако проникнутый бесконечной добротой.
— Папочка! Папочка!
— Бобби Ли, папа не вернулся, — кричала мать из соседней спальни.
Она лежала на кровати, не в силах заснуть.
— Я слышал голос папы.
— Нет, Бобби Ли. Это тебе приснилось, малыш. Мне очень жаль, но папы нет.
Поэтому на следующее утро мальчик первым делом спрашивал:
— Когда папа вернется домой?
Мать отворачивалась, уставившись в пустоту.
— Малыш, я не знаю. Он вернется, как только закончит все дела.
— С ним ничего не случилось?
— Милый мой, для того, чтобы убить такого человека, потребуется целый танк.
Но мальчик понимал, что мать не отвечает на его вопрос. Да, для этого потребуется целый танк или еще что-нибудь большое, могучее и зловещее, однако, насколько ему было известно, в мире существовали и танки, и что-то большое, могучее и зловещее, что убивало людей. В каком-то месте, именуемом «Ко-рея», шла война; старики и мальчишки каждый день только и говорили о том, что мы должны остановить этих желтых коммуняк, прогнать их прочь, иначе они придут сюда.
И в тот день, такой же безликий, как все остальные, мальчик сидел на крыльце и вдруг увидел машину, свернувшую на подъездную дорогу к дому.
Он сразу же определил, что это не машина мистера Сэма. В ее облике было что-то до боли знакомое, и у него в голове взорвалась обжигающая мысль, от которой мальчику показалось, что он сейчас умрет; он погнал ее от себя, сознавая, что не перенесет еще одного разочарования.
Мальчик мысленно взмолился: «Боже милосердный, пожалуйста, сделай так, чтобы это оказался мой папа!»
И на этот раз Бог внял его молитве, или, по крайней мере, так показалось. Машина подъехала ближе, и Боб Ли убедился, что это действительно машина его папы. Через мгновение из нее неуклюже, скованно выбрался его отец.
— Папа! — закричал мальчик так громко, что проснулись бы и мертвые, а его мать сразу вышла из ступора. — Папочка!
— Добрый вечер, молодой человек! Можно сказать, уже настоящий юноша. Вы случайно не знаете мальчика по имени Боб Ли? Он жил здесь. Такой маленький разбойник, вы не знаете, что с ним сталось?
— О, папка!
Мальчик бросился отцу на шею, а тот сгреб его в свои могучие объятия и поднял в воздух на вытянутых руках.
— Господи, по мнению этого старика, ты выглядишь неплохо.
— Папа, что случилось? Ты воевал?
У отца были перебинтованы ухо и левая рука. Лицо распухло, один глаз налился кровью и заплыл. На коже темнели синяки.
— Это все пустяки, Боб Ли. Все осталось позади. Даже не бери в голову, черт возьми. О, как я рад снова видеть тебя, сынок! Слушай, я был бы плохим отцом, если бы не привез тебе никакого подарка. Вот, смотри. Надеюсь, тебе понравится.
Пройдя вместе с мальчишкой к машине, Эрл открыл багажник и достал оттуда новенький двухколесный велосипед «Швинн», сверкающий, с двадцатичетырехдюймовыми колесами, купленный на последние деньги фонда покойного Дейвиса Тругуда.
