ГЛАВА ПЕРВАЯЖЕНЩИНА НА «ТОЙОТЕ»
По всем срокам пора было начаться бабьему лету, но погода держалась скверная. Ветер хлестал прохожих струями дождя, выворачивал зонты. Впрочем, Борису Рублеву погода не причиняла особых неудобств. Его кожа, задубелая на палящем солнце, прокопченная огнем и дымом, слабо реагировала на причуды московского климата.
Он даже не прибавил шагу — только поднял воротник. Еще два квартала и он дома. Кто мог предположить, что Рублев еще не скоро окажется в родных стенах?
Проходя мимо ветеринарной аптеки, где по заоблачным ценам продавались импортные лекарства, он вдруг притормозил. Остановилась, как вкопанная, и женщина в длинном стильном плаще — на полпути к своей черной «тойоте».
— Борис, неужели ты?
— Он самый. Прекрасно выглядишь.
— Ото, ты научился говорить комплименты? Пошли в машину, какого черта мы торчим под дождем?
Они не виделись больше пятнадцати лет — Борис Рублев и Рита Аристова.
Тогда он заканчивал подмосковное военное училище.
Сколько воды утекло… Точнее крови.
Она приезжала поиграть в теннис на открытом корте. В те годы еще дико было видеть молодую девушку за рулем автомобиля. Демонстрировала пропуск и входила в калитку — высокая, гибкая, с копной золотых волос, в белых шортах и шапочке с козырьком.
Борис не имел доступа на корт — здесь играла и тренировалась привилегированная публика. Зато Риту — дочь генерала КГБ — можно было отнести к ней с полным правом. Иногда Рублев замедлял шаг, чтобы посмотреть на ее игру — выходы к сетке, удары с лета, хлесткие подачи навылет.
Ему нравилось в ней все: загорелые ноги, азартные вскрики, прядь, прилипшая ко лбу. После проигранного очка она могла швырнуть дорогую ракетку оземь, запустить мячик в небеса…
Дождь хлестал по ветровому стеклу «тойоты», сосредоточенно и бесшумно работали «дворники».
— Что ты здесь делаешь?
— Живу.
— А я прикатила за лекарством. Кошка какую-то гадость подхватила — целый день лежит.
Изменилась она или нет? Будь на месте Рублева женщина, она бы сразу заметила десятки мелких, едва уловимых деталей: морщинки в уголках глаз, чуть подсевший голос. Но Борис видел человека общим планом, без суетных подробностей. Видел ту же Риту, которая когда-то носилась по корту как угорелая.
— Чем занимаешься?
Рублев задумался:
— Вроде как вольный художник. Как попал на гражданку, решил сперва осмотреться. Вот и осматриваюсь до сих пор.
— Так ты ушел из армии? Сам?
— Сам. Подал рапорт.
Стало уже темнеть. Огоньки машин впереди расплывались на мокром стекле. Мужчина и женщина умолкли. Если люди не видятся неделю, у них набирается достаточно новостей для разговора. Но за пятнадцать лет новостей скапливается слишком много.
Рита включила музыку, чтобы молчание не висело в комфортабельном салоне.
— Много успел выслужить?
— До майора. По должности остановился на комбате.
Рублев не стал упоминать боевые награды, ранения — ему несвойственно было хвалить себя.
— Комбат, — улыбнулась Рита. — Не про тебя, случайно, песня?
Рублев пожал плечами. Песня в самом деле ложилась один к одному — ведь и его ребята ласково и уважительно называли Батяней.
— А как личная жизнь? Извини, что я с наскоку лезу в душу, но ты ведь знаешь женское любопытство.
— Личная жизнь? Смутно представляю, что это такое и с чем его едят.
— Ясно. По этому случаю предлагаю закурить.
Ухоженная рука протянула Комбату початую пачку, На длинном пальце блеснуло кольцо с бриллиантом.
Вытянув сигарету, Рублев достал спички. У Риты широко раскрылись глаза — давно уже она не общалась с людьми, пользующимися таким допотопным предметом. Она тоже прикурила от недолговечного язычка пламени. Пассажир опустил стекло и выкинул обгорелую спичку на дорогу.
* * *
Рита потащила его в ночной клуб «Калахари». Большую часть помещений заливал густой желтый свет.
Впечатление пустыни дополняли отдельные квадраты пола, засыпанные мелким, как пудра, песком и цветущие кактусы в половину человеческого роста. По стенам были развешаны яркие и зловещие африканские маски.
— Хочешь посмотреть, как развлекается народ?
Она показала зал, вытянутый в длину, с тремя столами для игры в рулетку. Каждый был расположен точно под источником света: зеленое, расчерченное на квадраты поле, фишки и вертящийся вогнутый диск попадали как раз в центр светящегося конуса, в то время как лица играющих оставались в сумерках. Здесь почти не было слышно посторонней болтовни, только стук шарика и бесстрастный голос крупье.
Показала другой зал, где под странные, дикие для Рублева ритмы «отрывалась» молодежь. Из-за коротких, регулярно повторяющихся вспышек, фигуры словно дергались судорожно и резко.
— Я, как ты, наверно, догадался, провожу время в баре. Здесь делают лучший в городе коктейль.
Они сели за стойку. От зеркальных бликов и ярких этикеток рябило в глазах.
— Что будешь пить?
По случаю нежданной встречи Комбат решил сделать себе поблажку:
— Сто пятьдесят водки, только отечественной, — сказал он бармену в традиционной «бабочке».
— Мне как обычно, — улыбкой завсегдатая улыбнулась Рита.
Бармен кивнул с таким вдумчивым видом, как будто получил заказ на изготовление по меньшей мере фальшивых документов.
— Я вспоминала о тебе. Не скажу чтобы часто, но всегда с чувством.
Рублев понимал — она ждет ответного признания.
Но не мог врать, глядя человеку в глаза.
— А мне пришлось отучиться от воспоминаний. Я даже сны свои забываю утром.
Он глотнул обжигающе-ледяной водки и поставил на стойку пустой бокал.
— Повторишь? — спросила Рита.
— Нет. Это моя доза. По большим праздникам.
— Спасибо на добром слове. Ты мне не задал еще ни одного вопроса.
— Это не значит, что твои дела меня не волнуют.
…Они познакомились случайно. В самый разгар решающего сета Рита подвернула ногу и не смогла продолжать игру. Несколько человек предложили довести ее до машины, но она была слишком разъярена и грубо отказалась.
Выбравшись с грехом пополам из калитки, она увидела коренастого, крепко сбитого курсанта с пронзительно голубыми глазами и короткой стрижкой. Не спрашивая позволения, он крепко подхватил ее за руку.
