молились за вас, прося у Господа спасти вас, вытащить из неволи. Но Бог не слышал! С юга приехал король Бальдуэн, с севера явились послы базилевса Мануила и предатель князь Торос. Забыл, как молил вас не воевать с ним! Забыл, как император разорял его землю, стал холопом его и рабом. Чуть не за волосы таскал сиятельную княгиню! Выгнали её в Латакию, во вдовий удел при живом-то муже!
Ренольд сжал кулаки, не знал он, что воспоминания о столь давно минувших днях смогут так задеть его.
— Долго госпожа моя там не прожила. Стала хворать и умерла, а перед смертью завещала мне месть. Но как я, слабая женщина, безродная служанка, могла отомстить? Но пуще всего велела мне государыня наша беречь Жослена, мальчика, которого я...
— Так это правда? — спросил Ренольд и понял, что на самом деле никогда и не сомневался в этом. Может, потому так и не хотел он заговорить об этом с пажом, которого сам посвятил в рыцари. Не врал, не болтал попусту, уходя в другой мир, верный Тонно́. — Но почему же ты...
— Мессир! — взмолилась монахиня. — Если уж позволили мне говорить, так слушайте и не перебивайте. А нет, так лучше прогоните! Ведомо мне, что не увидимся мы больше, и потому хочу, чтобы знали вы правду. По совету командора Тортосы отдала я Жослена в пажи славному рыцарю Бертье, собрату Дома воинов Храма, сама же удалилась от мира в монастырь на Горе Елеонской, в обитель Божью, в Святую Вифанию, дабы посвятить себя молитвам. Целых шесть лет я умоляла Господа о помощи, за всё это время не прикоснулась к скоромному, не произнесла ни слова, и потому все, кроме святой матери Иветты, считали меня немой. Всё шло своим чередом, пока однажды, уже на седьмом году моего монашества, не пришёл черёд предстать перед Господом сестре Дезидерии. Многие годы провела она в обители, как и я, замаливая грехи, однако даже и на смертном одре не решалась открыть исповеднику самый тяжкий из них, ибо в молодости зналась с самим дьяволом. Страшась ада, она доверила тайну мне, полагая, что я никогда не смогу никому рассказать о ней...
Монахиня сделала маленькую паузу лишь для того, чтобы перевести дыхание, и заговорила вновь:
— Сестра Дезидерия рассказала, что в юные годы, когда жила в Провансе, стала участницей сатанинских игрищ и треб.
Целые деревни в то время поклонялись там не Христу, а демонам. Церкви пустовали, потому что никто не мог найти для них священников, те же отцы, которые отваживались отправиться туда с именем Господним, пропадали в лесах, гибли в болотах, даже если двигались в сопровождении солдат. Стоило им сделать привал в лесу или около него, как начинались странные вещи: то глубокий беспробудный сон охватывал людей, то, напротив, начинали они грезить наяву и разбегались в страхе перед огнедышащими демонами и ужасными чудовищами. Только один отец Альберт не оставил прихода, но вовсе не из-за святости своей, ведь он и был главным слугой сатаны в тех местах. Приспешники нечистого ничего не боялись, зная, что солдаты и священники никогда не пройдут через заколдованные чащи. Между тем Альберт тот имел одну нужду. Он мечтал найти святой сосуд, в который собрали кровь висевшего на кресте Иисуса...
— Зачем дьяволу священная чаша? — не сдержался удивлённый князь и предположил: — Может статься, он хотел навредить христианам?
— Верно, мессир, — закивала монахиня, — но не только из-за этого. Из страха, как бы рыцарь в белых одеждах и с чистым сердцем, не запятнанным никаким грехом, не нашёл его раньше, ибо только тот, у кого оказался бы этот сосуд, смог бы противустать оборотню. Страшась кары за свои деяния, Альберт каждый год отправлял какого-нибудь юношу в Святую Землю, дабы они искали Чашу Грейль, так называется кубок, однако они не возвращались, гибли[109]. И вот однажды очередь дошла до возлюбленного Дезидерии. Но он не хотел исполнять волю колдуна. Тогда они вдвоём тайно бежали в Святую Землю и поклялись, что найдут Чашу Грейль и с её помощью погубят колдуна. Но, видно, Альберт что-то пронюхал и наложил на возлюбленного Дезидерии заклятие, потому что сколько они ни искали священный кубок, так и не нашли его, хотя и долго скитались повсюду. Дезидерия вне брака родила мальчика, который скончался в страшных корчах. Его смерть открыла глаза матери. Как сама она сказала, Всевышний явил ей тем, что в сердце её избранника не было места добру. Так она и её возлюбленный расстались, но на прощанье он бросил ей в злобе страшные слова: «Господа нет, Он умер или спит! Так или иначе Ему нет дела до людей! Потому я отвергаю Небо! Я сам буду Богом! Вернее, его частью, той, что всегда творит зло и именуется глупцами сатаной. Я буду обманывать и дурачить глупых людишек! А ты, жалкая праведница, придёшь ко мне в трудный час и попросишь меня о помощи!» Сестра Дезидерия поклялась, что никогда не придёт к нему, как бы худо ни стало ей. Она спряталась от дьявола в святой обители и сдержала слово. Прошло много лет, прежде чем до сестры Дезидерии дошёл слух об отшельнике гор, и она, сразу же поняв, кто это, устрашилась, поняв, что сатана, вселившийся в возлюбленного дней её молодости, начал творить зло. Она молилась Господу, но тот не слышал её. Она сделала всё, что могла, дабы отмолить грехи свои, я же преступила запреты, вмешалась в отправление воли Всевышнего и буду гореть в аду. Но я не жалею! — с вызовом воскликнула Мария. — Как я должна была поступить, если Бог оставался глух к моим мольбам? Даже и Богородица не отвечала мне! Ведь едва успели мы отпеть сестру нашу, как пришла ко мне весть, что Жослен в плену. Могла ли я смириться с тем, что Господь вознамерился забрать у меня всё? Нет. И вот, решив, что настал для меня самый трудный час, я отправилась к отшельнику, чтобы попросить его выручить из беды моего сына и его отца. Разве не случилось этого? Скажете, не было чуда? Не пали оковы с запястий ваших?!
— Ты — великая грешница, Марго, — тихо, с теплотой произнёс Ренольд. — А Жослен... что ж, я всегда считал, что он заслуживал лучшей участи. Не поздно ещё исправить ошибку!
Князь вознамерился уже крикнуть слугу.
— Постойте, ваше сиятельство, — попросила монахиня,
