моим молчанием, ибо по вечерам я охотно болтаю с ним. Он столько всего знает, побывал во множестве стран, ему досконально известны родная Индия, английские колонии, Антильские острова, наш Индокитай, крупные острова Тихого океана… Короче, это опытный путешественник, и беседа с ним, полная неожиданностей, мне всегда интересна, а его оригинальные замечания нередко обогащают мою записную книжку.
Я зеваю и закуриваю уже десятую сигарету.
– Ты ведь хочешь заснуть, да, хозяин? – внезапно говорит индус, и в хриплом голосе его чувствуется неуверенность. – Знаешь, я повелеваю сном… и если ты желаешь…
– А ты что, гипнотизер?
– Ха!.. Гипнотизер!.. – отвечает он с презрением.
– Говорят, что факиры в твоей стране обладают удивительными способностями. Может, ты факир?
– Может быть!
Я смутно подозревал, что мой слуга – один из тех агентов без определенных полномочий (по крайней мере, в глазах европейцев), кого посылают в места иммиграции или даже ссылки некоторые тайные индийские, арабские или китайские общества. Они посещают своих единоверцев, сообщают им кастовые и семейные новости, утешают, оказывают медицинскую помощь, а возвращаясь домой, становятся их честными посланцами.
Но мне бы и в голову не пришла мысль, что Сами мог бы быть одним из этих ужасных сектантов, посвященных брахманами, от которых они получают странную, почти сверхъестественную власть.
Впрочем, в нем и не было ничего от того пресловутого факира, которого обычно изображают в виде эдакого аскета, изможденного постом, с угловатыми чертами лица, сумрачным взглядом…
Мой кули – это симпатичный рослый парень лет тридцати, ловкий, хорошо сложенный, с изящными запястьями и лодыжками, красивыми руками и ногами – безукоризненная статуя индийского Вакха. Жизнерадостный по натуре, он всегда найдет случай ввернуть шутку. Будучи всеядным, он без предубеждения ест мои американские консервы, напивается, когда в запасах продовольствия имеется тафия, и не боится осквернить себя, натирая мои ботинки «нечистым» свиным салом.
Он – факир? Ну уж нет!
И это предположение кажется мне столь сумасбродным, что я не могу удержаться от смеха.
Не собираясь пускаться в объяснения, Сами очень спокойно продолжает:
– Ты не можешь уснуть… Я предлагаю тебе сон, а ты насмехаешься надо мной, хохочешь… Почему?
– Да потому что твое предложение безумно.
– Откуда ты знаешь?
– Тогда докажи!
– Ты – сахиб. Приказывай!
О, противоречивость человеческой натуры! Вот он, случай поучаствовать в любопытнейшем эксперименте, сменить, может быть, мое нервное возбуждение благотворным сном или, на худой конец, расстроить планы любителя глупых шуток, а я колеблюсь!
Сами неправильно истолковывает мое молчание.
– Послушай, – говорит он, загоняя меня в угол, – усыпить человека – это сущий пустяк, а я способен на большее. Вот, например, твоя рука, она сильнее, чем у любого из нас… Хочешь, чтобы я, не прикасаясь к тебе, одной лишь силою моего желания, сделал так, чтоб она в мгновение стала «мертвой», не подчинялась тебе? Хочешь, чтоб я парализовал спусковой механизм твоего ружья и ты совсем не смог им пользоваться? Хочешь, наконец…
– Ну ладно, – говорю я, обрывая его, – сделай мою руку бесчувственной…
При этих словах я выпрыгиваю из своего гамака, принимаю прочное вертикальное положение и чиркаю восковой спичкой, чтобы зажечь сигарету.
Сами, не вставая с корточек, пронзает меня острым взглядом, светящимся, словно фосфор…
И мои пальцы уже не чувствуют спичку… Она выскальзывает, падает на землю, выбрасывает длинный поток пламени, который резко взметается на высоту более двух метров, затем внезапно гаснет. И вдруг рука моя, все еще поднятая в полусогнутом виде до уровня лица, падает вдоль тела, словно разбитая мгновенным параличом.
Пораженный, не зная, что и подумать, я хочу взмахнуть ею, пошевелить пальцами, согнуть в локте и одержать верх над этой немощью. Левой рукой, которая еще действует, я до синяка щиплю себя… Напрасный труд! Вся правая конечность абсолютно неподвижна и тяжела как свинец. Кожа и та ничего не чувствует.
Не желая признать себя побежденным, полагая, что онемение временное и вызвано неудобным положением, я призываю на помощь всю свою силу, всю энергию; я растираю руку, царапаю ее ногтями, а утомившись, зову на помощь Моргана, и он чуть ли не сдирает кожу с моей руки. Но все бесполезно.
– Ну, хозяин, что ты об этом думаешь? – произносит Сами, не двигаясь и не сводя с меня глаз.
– Я думаю, что это глупая шутка… Ну, посмотрим, впрямь ли я однорук? Не сплю ли я? Может, я задремал и стал жертвою кошмара?
И добавляю, глядя на свой револьвер, выскользнувший у меня из кармана в гамак:
– Один выстрел в воздух – и чары рассеются.
– Ну попробуй выстрелить, – отвечает Сами, в то время как я пытаюсь левой рукой взвести курок «нью-кольта».
Невозможно!.. Черт побери!.. Зарядное устройство неисправно? Сами парализовал, загипнотизировал, с помощью какой-то уловки вывел из строя это отличное оружие, которое только что превосходно работало?
Клянусь, я не знаю, что и подумать.
Смертельно напуганные негры в ужасе отстраняются от индуса, да и его соплеменник Гроводо не смеет поднять на него глаз. Я слышу, как Морган, гигант шести футов ростом, жалобно стонет:
– Ах, муше! Спасите! Этот человек… Да он сам дьявол, пиай!
Другой негр, Даниэль, выбивает зубами дробь и закрывает лицо руками.
Сами продолжает, на этот раз совсем тихо:
– Хозяин, теперь-то ты убедился?
– Я ошеломлен и очень раздосадован, ничего более.
– Хочешь положить револьвер обратно в карман?
– Само собой.
– Хочешь, чтобы твоя правая рука вновь заработала?
– Да я бы с удовольствием…
– Да будет так, как ты того желаешь. Теперь зажги спичку, и пламя больше не брызнет, как в прошлый раз… Пошевели рукой – она будет столь же сильна, как и раньше… Взведи курок – и ты увидишь, что револьвер по-прежнему работает.
Черт возьми, так и есть! Все прогнозы кули немедленно сбываются. Кошмар наяву прекращается по одному его слову, и вот я снова лежу в гамаке, курю, болтаю, качаюсь и наслаждаюсь, как мне кажется, всей полнотой своих возможностей.
Но опять же, точно ли все это происходит наяву? Может, я все-таки жертва галлюцинации?.. Кто знает?.. Новый приступ лихорадки, теперь с бредом?
Нет, ну точно, этот пройдоха словно читает мои мысли.
– Я вижу, ты еще сомневаешься, – говорит он. – Меня это нисколько не удивляет… Европейцы не желают признавать того, чего они не в состоянии понять, и потому упорно игнорируют те безграничные силы, которыми мы располагаем.
– Так что же вы не воспользуетесь ими, чтобы освободить вашу родину, страдающую под игом англичан?
– Погоди немного!
– Это точно! Какого черта я буду вмешиваться? Вернемся лучше к так называемым безграничным силам…
– А ты не заметил, что
