— Кто первый, шваль? — взревел он и прыгнул через костер. Приземлился, готовый к бою — и увидел, что лучник Брун валяется на земле, а над ним стоит Форин с дубинкой в руке.
— Где остальные? — резко спросил Дейс.
— В жизни не видывал, чтобы так резво улепетывали. Они даже коней седлать не стали. Хочешь убить этого?
Да, Дейс этого хотел, но слова Форина его разозлили. Какое право имеет этот здоровяк предлагать ему убийство?
— С какой стати? — услышал он собственный голос. Форин пожал плечами.
— Я думал, тебе нравится убивать.
— Не твое собачье дело, что мне нравится. Почему ты мне помог?
— Захотелось. Они издалека заметили тебя. Латайс думал, что Брун сумеет подстрелить тебя, когда ты въехал в лагерь — но ты, спешиваясь, поставил коня между собой и костром. Ловкий ход, друг мой. Ты неистощим на уловки.
Брун застонал и сел.
— Он ударил меня дубинкой! — пожаловался он, косясь на Форина.
— Ты же хотел выстрелить в меня через костер, — ответил Дейс, жалея, что не прикончил сопляка, покуда тот валялся без сознания. Впрочем, время еще есть.
— Мне велели так сделать, — мрачно пояснил Брун. Дейс заглянул в его лицо.
— Ваш вожак мертв. Хочешь биться со мной?
— Я с самого начала не хотел тебя убивать. Это он мне велел.
Дейс чувствовал, как разгорается в нем жажда крови, но он смотрел в открытое, простецкое лицо долговязого парнишки и видел, что в нем нет зла. Просто крестьянский мальчик, попавший в водоворот войны. Дейс мысленно представил себе, как Брун упоенно трудится на полях, растит и холит свой скот, обзаводится детишками — такими же простыми и трудолюбивыми, как он сам.
— Собери свои пожитки и убирайся, — велел он.
— Почему ты меня прогоняешь? Разве теперь не ты наш вожак? — Брун почесал в белобрысом затылке — и с недоумением уставился на свою окровавленную пятерню. — И голова у меня болит.
Форин хихикнул.
— Скажи-ка, — обратился он к юнцу, — в вашей деревне много случаев кровосмешения? Ты, я погляжу, не слишком-то сообразителен.
— Это правда, — честно признал Брун. — Потому-то я и делаю то, что мне велят.
— Возвращайся в мир, братец! — воззвал Дейс к Тарантио. — Этот обалдуй до того туп, что его и убивать неохота, но если я пробуду здесь еще минуту — я ему точно горло перережу.
Тарантио, вновь обретший власть над телом, едва сумел сдержать улыбку.
— Дай-ка посмотреть твою голову, — сказал он Бруну. — Подойди ближе к огню.
Брун повиновался, и Тарантио быстро ощупал его белобрысую макушку.
— У тебя шишка величиной с куриное яйцо, но это пройдет. Поди-ка лучше поспи.
— Так ты меня не прогонишь?
— Нет. Скажи мне вот что — хорошо ты стреляешь излука?
— Не очень. Но с мечом я управляюсь еще хуже. Форин гулко расхохотался.
— Хоть что-то ты умеешь делать? — спросил сквозь смех рыжебородый воин.
— Ты мне не нравишься, — буркнул Брун. — А умею я… ну так, кое-что. За скотом ухаживать. За коровами и свиньями.
— Самый подходящий талант для солдата! — ухмыльнулся Форин. — Если на нас, не приведи боги, нападет шайка диких свиней, мы будем знать, кого поставить командиром.
— Иди спать, — велел юнцу Тарантио. Брун покорно встал, но тут же пошатнулся и едва не упал. Форин подхватил его и почти донес к расстеленным на земле одеялам. Парнишка неловко шлепнулся на одеяла и тут же уснул. Форин вернулся к огню.
— Ты не против, если я отправлюсь с тобой и твоим ручным песиком в Кордуин?
— С чего бы тебе этого захотелось? — вопросом на вопрос ответил Тарантио.
Форин хохотнул.
— Никто ни разу в жизни не давал мне золотой. Этого достаточно?
Тарантио проснулся на рассвете. Он зевнул и потянулся, наслаждаясь внутренним одиночеством — Дейс еще спал. Форин, завернувшись в одеяла, тихо похрапывал, но Бруна нигде не было видно. И тело Латайса исчезло. Тарантио поднялся и, пойдя по следам Бруна, нашел его шагах в пятидесяти от лагеря. Тело убитого вожака было завернуто в его же плащ, а Брун, монотонно напевая, копал в мягкой земле неглубокую могилу. Тарантио присел на поваленное дерево и молча наблюдал за его работой. Когда глубина могилы достигла четырех футов, Брун, грязный по пояс, выбрался наружу. Осторожно придвинув мертвеца к самому краю могилы, он снова спрыгнул в нее и опустил Латайса в его последнее пристанище. При этом Брун действовал так бережно, словно боялся, что мертвец набьет себе синяк. Потом он медленно и почтительно засыпал могилу.
— Ты, должно быть, очень любил его, — негромко заметил Тарантио.
— Он заботился обо мне, — просто сказал Брун. — А мой отец всегда говорил, что мертвых надо закапывать в землю. Мол, все поветрия начинаются оттого, что мертвецов оставляют гнить без погребения.
— Наверное, во всех людях есть что-то хорошее, — задумчиво проговорил Тарантио.
— Он заботился обо мне, — повторил Брун. — Мне некуда было идти. Он разрешил мне остаться с ним.
Он насыпал над могилой небольшой холмик и руками утрамбовал рыхлую землю. Закончив работу, он выпрямился и похлопал ладонью о ладонь, пытаясь стряхнуть налипшую на пальцы землю.
— Ты должен бы ненавидеть меня за то, что я убил Латайса, — предположил Тарантио.
— Я никого не ненавижу, — возразил Брун. — И никогда не ненавидел. И никогда не возненавижу… наверно. — С минуту он молчал, глядя на могилу. — Когда в деревне умирали люди, кто-нибудь всегда говорил о них. Много-много красивых слов. Я не могу их вспомнить. Как ты думаешь, это важно?
— Для кого? — озадаченно спросил Тарантио. — Думаешь, Латайс услышит твои слова?
— Не знаю, — вздохнул Брун. — Жаль только, что я не помню никаких красивых слов. А ты?
— Нет — во всяком случае, таких, какие подошли бы сейчас. Просто скажи то, что тебе подсказывает сердце.
Брун кивнул и, молитвенно сложив руки, закрыл глаза.
— Спасибо, Лат, за все, что ты для меня сделал, — сказал он. — Извини, что я не выполнил твой приказ, но меня ударили по голове дубинкой.
— Как трогательно и поэтично! — фыркнул Дейс. — Сейчас вот возьму и заплачу.
Несмотря на этот ернический тон, Тарантио ощутил, что Дейс не на шутку взволнован. С чего бы это? Помолчав, Дейс заговорил снова.
— Так что, возьмем дурачка с собой? — как-то чересчур уж небрежно осведомился он.
— Силы небесные, Дейс! Неужели наконец тебе хоть кто-то пришелся по душе?
— Он меня забавляет. А когда перестанет забавлять — я его убью.
