Папаша дож венецианский Любил папаша – эх! – пожрать. Любил папаша сыр голландский Московской водкой запивать!
– Валентин Михалыч! – обрадовалась Лиза и пошла рядом с ним. На душе стало легче, она улыбнулась Радунскому и поблагодарила за то, что он помог ей во время спектакля.
– Нет проблем! – ответил тот, довольно улыбаясь. – С кем не бывает! Сегодня ты, а завтра я! – пропел он на мотив арии Германа, и Лиза машинально отметила, что голос был хорош, сочный такой, выразительный баритон. – Я собьюсь – ты меня поддержишь! Кстати, у тебя тогда было такое лицо…
– Вспомнила, как мы увидели мертвую Дездемону, – быстро проговорила Лиза, она вовсе не собиралась рассказывать Радунскому про свои страхи. И вполне возможно, что тот тип в зале ей просто привиделся.
– Да, зрелище было не для слабонервных!
За разговором они дошли до двери служебного входа, и тут в небольшое окошко Лиза увидела, что только что перед ними вышел Лаврентий. Она невольно задержалась у двери, и Радунский наткнулся на нее. Он оказался так близко, что Лиза почувствовала на шее его горячее дыхание.
Лаврентий перешел улицу и уселся в синюю машину, причем со стороны пассажира. Ну да, Ленка говорила, что у него что-то с глазами, сам машину не водит, с водителем ездит. Сверкнула на дверце нарисованная стилизованная театральная маска, и машина скрылась за углом.
Тут Лиза почувствовала, что Радунский тихонько коснулся ее волос, и поскорее вышла на улицу.
– Может, зайдем куда-нибудь, посидим? – предложил Радунский. В голосе его зазвучали мурлыкающие нотки, как у жирного кота, учуявшего запах сметаны. – Отметим, так сказать, удачное завершение спектакля?
Ну, ясное дело, он решил за ней приударить. Использовать ее чувство благодарности, тем более сейчас она сама дала повод. Подумал небось, что она нарочно к нему прижималась.
– Извините, Валентин Михайлович, мне сейчас в полицию надо, – проговорила Лиза извиняющимся тоном. – Меня Акулова вызвала… ну, помните, та майорша, в солярии прожаренная.
– Вон, акула-каракула распахнула злую пасть! – продекламировал в ответ Радунский и заглянул Лизе в глаза. – Ну, зачем же так официально, по отчеству? Можно просто Валентин и на «ты».
«Да тебе сто лет в обед!» – рассердилась Лиза, удерживая все же на губах приветливую улыбку.
– Тогда, может, как-нибудь в другой раз?
– Ну, может, в другой! – И Лиза махнула проезжающей маршрутке.
Радунский смотрел, как она легко подбежала к маршрутке и исчезла внутри. Красивая девка, что и говорить, может, теперь, когда Анны нету, и поймает она свой шанс? Хорошая из нее выйдет Дездемона, а потом и все остальные роли Коготковой к ней перейдут. Анна-то уже не боец. За такое дело, что спектакль бросила, Главный ее если не попрет совсем, то роли отобрать может. А тогда она вовсе сопьется.
Видел, ох, видел он, Радунский, как она коньяк в буфете пила! Не первые это были за вечер пятьдесят граммов, ох, не первые. Да и не последние тоже.
А что бормотала она что-то про то, что в гробу этот театр видела, и что скоро настанет и у нее светлая полоса, будут деньги, и уедет она к теплому морю навсегда, то кто же пьющую бабу слушает? Они много чего наговорят и, главное, сами в это поверят. Вот так-то.