Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 228
«Вообще Распутин был человек совершенно незаурядный и по острому уму, и по религиозной направленности. Нужно было видеть его, как он молился в храме: стоит точно натянутая струна, лицом обращен к высоте, потом начнет быстро-быстро креститься и кланяться.
И думаю, что именно в этой исключительной энергии его религиозности и заключалось главное условие влияния на верующих людей […] Как-то все у нас “опреснилось”, или, по выражению Спасителя, соль в нас потеряла свою силу, мы перестали быть “солью земли и светом мира”. […] Было общее охлаждение в нас. […]
И вдруг появляется горящий факел. Какого он духа, качества, мы не хотели, да и не умели разбираться, не имея для этого собственного опыта. А блеск новой кометы, естественно, привлек внимание»11.
Практичный епископ Сергий был одним из немногих, на кого этот горящий факел из Сибири впечатления не произвел. Встретились они лишь однажды, и после этого епископ не желал иметь с Распутиным никаких дел12. А вот коллега Сергия по семинарии, Феофан, дело другое.
Василий Быстров родился в 1873 году в семье бедного сельского священника. Архимандрит Феофан блестяще учился в Санкт-Петербургской духовной академии и в 1905 году стал инспектором семинарии, а через четыре года – ректором. Все отзывались о нем в превосходной степени, считали его истинно божьим человеком огромной духовной глубины. Религиозный писатель и государственный чиновник, князь Николай Жевахов, называл Феофана «монахом исключительной настроенности и огромного авторитета», человеком, влиявшим не только на семинаристов, но и на представителей высшего света столицы. Даже писательница Зинаида Гиппиус, весьма критически относившаяся к русским клирикам, называла Феофана «монахом редкой скромности и тихого, праведного жития». Гиппиус навсегда запомнила встречу с Феофаном: «Помню его, маленького, худенького, молчаливого, с темным строгим личиком, с черными волосами, такими гладкими, точно они были приклеены»13. Как и другие священнослужители того времени, Феофан привечал религиозных людей из народа. Они приходили в семинарию простыми, необразованными, но полными живой Церкви. Феофан говорил семинаристам, что «есть еще Божьи люди на свете. Не оскудела русская земля преподобными. Посылает Господь утешенье людям своим, время от времени воздвигая им праведных мужей… Вот ими-то и держится еще Святая Русь»14. И он окружал себя такими людьми. Он любил беседовать с ними, слушать, как они говорят о Боге и вере. Их слова переносили его в другой мир, далекий от столичной суеты. Епископ Сергий пригласил Феофана побеседовать с Распутиным, когда тот впервые появился в Петербурге. Феофан был зачарован этим божьим человеком из Сибири, который носил имя брата Григория. Как и Вениамин, Феофан был поражен удивительной психологической восприимчивостью Распутина, граничившей с чтением мыслей. Из разговора было ясно, что этот человек не имеет книжного образования, но после революции Феофан вспоминал, что он обладал «острой способностью духовного опыта, приобретенного посредством личных знаний»15. Феофан стал регулярно встречаться с Распутиным, и сибирский старец не переставал его удивлять. Он стал рассказывать о брате Григории другим и приводил людей слушать его речи. Среди них были две женщины, которых Феофан пригласил в семинарию, чтобы разделить с ними благую весть о своем открытии. Когда они вошли в сад семинарии, Феофан восторженно принялся рассказывать им о человеке редкой святости и духовности, недавно прибывшем из Сибири. «Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь молился так, как он», – сказал Феофан. После молитвы с ним жизнь становится яснее, а переносить ее гораздо легче. Более того, странник этот обладает даром пророчества: он может узнать прошлое и будущее любого человека – этот дар он получил через пост и молитву16.
Феофан стал рассказывать о чудесных силах Распутина всем, кто соглашался слушать. Летом 1906 года, будучи в Житомире, Феофан жил в семье Анны Обуховой. Дочь богатого купца, Анна переживала духовный кризис и собиралась стать монахиней[7]. Феофан отговорил ее. «Ищи спасения в миру», – сказал он, а потом рассказал ей о святом человеке из Сибири. – «Он святой, истинно святой», – и посоветовал девушке встретиться с ним. Феофан был абсолютно уверен, что Распутин ей поможет17.
Что же привело Распутина в Санкт-Петербург? На этот вопрос нет четкого ответа. Некоторые современные историки-националисты пытаются убедить нас в том, что он искал деньги на постройку церкви в Покровском. Историк-драматург Эдуард Радзинский видит более грандиозную и гораздо более зловещую цель: «Уничтожить и Петербург, и весь мир царей». Дочь Распутина, Матрена, видит более обыденную цель – найти для нее лучшую школу, оставить ее на попечение состоятельной семьи в Казани и доставить радость Феофану и другим клирикам, которые звали его приехать и жить в Петербурге18.
Скорее всего, ответ кроется в сочетании характера Распутина, его духовных исканий и успешного пребывания в Казани. Странник Распутин обязательно должен был тянуться в Петербург. Он пешком прошел тысячи миль, видел много городов, церквей и монастырей. Одним из немногих оставшихся мест была Александро-Невская лавра. Какой русский не хотел бы увидеть царскую столицу империи? Распутин обладал врожденным любопытством, к которому примешивалась определенная доля честолюбия. Он побывал во многих святых местах и беседовал со святыми людьми. Его духовная одаренность на всех производила глубокое впечатление, и Распутин этим гордился. Мы никогда не узнаем, сам ли Хрисанф решил написать рекомендательное письмо к епископу Сергию или об этом его просил Распутин. Но Хрисанф явно писал свободно и убежденно (да к иному и не было причин), а Распутин не испытывал трепета и сомнений перед этим важным шагом своего личного странствия.
Прибытие Распутина в Санкт-Петербург, по воспоминаниям Матрены, стало «отправной точкой для многих беспокойств в его жизни».
«Моему отцу было тогда около сорока [ближе к тридцати шести]; надо сказать, что характер его уже полностью сформировался. Двадцать лет паломничеств и пеших странствий, крестьянская жизнь, любовь к земле и одиночеству развили в нем теплую доброту, простоту обращения, откровенность речи и в то же время абсолютную независимость, характерную для отшельника. Говорили, что ему недостает образования, что он легкомыслен, и это справедливо, когда дело касалось денег. Но в то же время в общении с людьми он проявлял поразительное ясновидение, которое позволяло ему предвидеть самые тайные их помыслы. […]
Он был груб, привык говорить то, что думает, ничего не боялся, потому что всегда проникал в глубины человеческих помыслов; таким был мой отец. […]
Но столица, искушенная, светская, циничная, встретила крестьянина не слишком приветливо. Сам вид его отвращал огромное множество людей. Его называли грязным, хотя он был очень опрятным, только волосы и бороду не причесывал так, как богатые люди в Санкт-Петербурге. А его нежелание пресмыкаться перед богатыми и могущественными принимали за плохое воспитание»19.
Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 228
