Завоевал в коллективе личностный авторитет, часто выступая в роли неформального лидера среди офицеров. Об этом свидетельствует один интересный эпизод.
Однажды, когда 2-я артиллерийская бригада шла через Седлец, где квартировался Нарвский гусарский полк, между бригадным подпоручиком Катанским — человеком порядочным и хорошо образованным, но буйного нрава — и гусарским корнетом поляком Карницким, исключительно на почве корпоративной розни, возникло столкновение: Катанский оскорбил Карницкого. Секунданты заседали всю ночь. Деникин, как «старший подпоручик», приложил максимум усилий для того, чтобы предотвратить кровавую развязку. Только на рассвете, когда трубачи играли в сонном городе «Поход», миротворческая миссия Антона Ивановича увенчалась успехом. Дело закончилось примирением потенциальных дуэлянтов.
Закончилось, но не совсем… В Нарвском гусарском полку сочли, что примирение не соответствовало нанесенному Карницкому оскорблению. Возник вопрос о возможности для него оставаться в полку… По этому поводу в Белу приехала делегация суда чести Нарвского полка для выяснения дела. Деникин сумел убедить высокую комиссию в своей правоте. Карницкий был оправдан судом чести и оставлен на службе.
Мистические нити опутывают людей и события… Через четверть века судьба уготовила Антону Ивановичу встречу с корнетом Карницким в чрезвычайных обстоятельствах. Лучше, чем генерал, об этом не расскажешь.
«Я — главнокомандующий и правитель юга России. Он — генерал Карницкий — посланец нового польского государства, прибывший ко мне в Таганрог в 1919 году для разрешения вопроса о кооперации моих и польских армий на противобольшевистском фронте…
Вспомнил? Или забыл? Не знаю: о прошлом мы не говорили. Но Карницкий в донесениях своему правительству употребил все усилия, чтобы предоставить в самом темном и ложном свете белые русские армии, нашу политику и наше отношение к возрождавшейся Польше. И тем внес свою лепту в предательство вооруженных сил юга России Пилсудским, заключившим тогда тайно от меня и союзных западных держав соглашение с большевиками.
Невольно приходит в голову мысль: как сложились бы обстоятельства, если бы я тогда в Беле не старался реабилитировать честь корнета Карницкого».
Но история — не то интеллектуальное поле, где можно упражняться в красивых прогнозах, составленных в сослагательном наклонении…
После первых двух лет службы Деникин приступил к штурму высоты поистине поднебесной — к поступлению в Николаевскую академию Генерального штаба. С этого момента мир Антона Ивановича сузился до родной батареи да кипы учебников. Чтобы подготовиться к вступительным испытаниям, ему предстояло повторить весь курс наук военного училища и, кроме того, изучить по расширенной программе ряд общеобразовательных предметов: языки, математику, историю, географию.
Заброшены карты и пирушки по вечерам в кругу сослуживцев. А было ему в то время всего-то 22 года от роду. Сколько же соблазнов вокруг! Но с сентября 1894 до августа 1895 года подпоручик Деникин медленно, но уверенно идет к своей цели. Вот когда проявилась первый раз в полную силу железная воля того, кто будет не в таком уж отдаленном будущем поднимать в атаку полки, а когда потребует обстановка, то и идти впереди в боевой цепи, не кланяясь пулям.
В июле 1894 года пришел приказ командующего войсками Варшавского военного округа № 148 об откомандировании в штаб округа подпоручика Деникина «для предварительного испытания на поступление в Николаевскую академию Генерального штаба».
АКАДЕМИЧЕСКИЕ СТРАСТИ
В науке нет широкой столбовой дороги. И только тот достигает ее сияющих вершин, кто, не боясь усталости, карабкается по ее каменистым тропам.
К. Маркс Академия Генерального штаба… Старейшее элитное высшее военно-учебное заведение Российской империи. Хрустальная мечта русских офицеров. Плацдарм для генеральских погон… Она была основана 26 ноября (8 декабря) 1832 года в Санкт-Петербурге как Императорская военная академия. Предназначением данного высшего военно-учебного заведения стало «образование офицеров к службе Генерального штаба» и «для вящего распространения знаний армии». С 1855-го стала именоваться «Николаевская академия генерального штаба». За время своего существования (до 1918 года) академия выпустила в общей сложности более 4,4 тысячи офицеров.
Выпускники академии предназначались для замещения трех категорий должностей офицеров Генерального штаба (начальники дивизий, командиры корпусов и др.); замещаемые офицерами Генерального штаба (начальник штаба крепости 3-го класса и др.); те, которые не должны замещаться офицерами Генштаба, но по сложности функциональных обязанностей замещались ими (начальник штаба округа, дежурный генерал и др.). Из 1329 офицеров, окончивших Академию Генерального штаба в 1852–1882 годах: служили в Генеральном штабе — 903; получили в командование полк — 197; бригаду — 66; дивизию — 49; корпус — 8; войска военного округа — 7.
Воистину, кузница генеральских кадров…
Конечно, кризисные явления не могли не коснуться и элитного высшего военно-учебного заведения царской России.
Выпускник Академии Генерального штаба генерал В. И. Доманчевский в 1929 году, находясь в белой эмиграции, писал:
«Николаевская академия Генерального штаба времен М. И. Драгомирова, Г. А. Леера, Н. И. Сухотина давала слушателям многое: метод, систему, стремление искать правду. Наряду с этим академия страдала крупными недостатками — оторванностью от жизни, казенным отпечатком научности академии».
В условиях кризиса, переживаемого академией, шел, однако, поиск путей повышения эффективности ее деятельности. Трижды менялись взгляды на академию. На нее смотрели и как на специальную школу комплектования Генерального штаба, и как на военный университет. Из академии стали выпускать вдвое больше офицеров, чем требовалось для Генштаба, причем не причисленные к нему возвращались в свои части «для поднятия военного образования в армии».
Из «военного университета», однако, ничего не вышло. С 1894 года перед академией власти империи поставили основную задачу — распространение высшего военного образования в армии. Поэтому после 2-го курса офицеры выпускались в войска, а лучшие поступали на дополнительный курс и, лишь окончив его, причислялись к Генеральному штабу. Выпускникам академии вменялось в обязанность прослужить в военном ведомстве 1,5 года за каждый год обучения.
Вроде бы появилась некая стабильность, что представляется важным. Ведь для непривилегированного офицерства иначе, как через узкие ворота «Генерального штаба», выйти на широкую дорогу военной карьеры в мирное время было почти невозможно. Достаточно сказать, что ко времени Первой мировой войны высшие командные должности занимало подавляющее число лиц, вышедших из Генерального штаба: 25 процентов полковых командиров, 68–77 процентов начальников пехотных и кавалерийских дивизий, 62 процента корпусных командиров. А академисты второй категории, не попавшие в Генеральный штаб, быть может, благодаря только нехватке какой-нибудь маленькой дроби в выпускном балле, возвращались в строй с подавленной психикой, с печатью неудачника в глазах строевых офицеров и с совершенно туманными перспективами будущего.
