Книга Ворон - Евгений Рудашевский

На следующий день случилась вьюга. Тайга взбаламутилась снежным взветрием. В приоткрытую дверь студило так, что даже лайка предпочла спрятаться у печки. Николай Николаевич стоял на пороге. Смотрел на опушку, словно мог там разглядеть примету к скорому улучшению погоды. Примет не было, как не было и зверья в чащобе. В такой холод ни соболь, ни белка из гайна[12] не покажется. Николай Николаевич вздохнул, понимая, что сегодня промысла не предвидится, и наконец затворил дверь.

Тяжёлый свист ветра сразу отдалился. Опять послышался треск горящих в печке полешек.

Дима был расстроен не меньше дяди. Он торопился скорее привязать к своему рюкзаку первую добычу. Был уверен, что после этого прекратятся все его тревоги. Да и глупо было бы вернуться в город, назвать себя охотником, а крови на своих руках не увидеть. Диме не хотелось обманывать ни Сашку, ни Кристину. Нужно было подстрелить хотя бы одного зверька и тогда уж со всем основанием рассказывать о десятке метких выстрелов. Хорошо бы ещё дядя разрешил взять в город ружьё, можно было бы показать его друзьям.

В таких мыслях юноша сидел перед окном, едва прислушивался к словам Артёмыча, рассказывавшего Вите об охотниках Чукотки, которые в иной сезон по две недели сидят запертые бураном, истязают друг друга молчанием.

День был нестерпимо долгим. Даже дрёма не приходила. Неожиданный отдых оказался в тягость. Тело, привыкшее к дальним путикам, требовало нагрузок.

Не желая давать племяннику послаблений, Николай Николаевич говорил ему о соболиной охоте, но все эти премудрости на словах, без примера в действии, были скучны. Дима кивал, но почти не вслушивался.

Интерес у него вызвала только работа с ружьём.

– Это твой лучший друг, – объяснял дядя, поглаживая приклад. – Это вообще лучшее, что создал человек. Разумное существо от неразумного отличается тем, что умеет стрелять. И стреляет метко. Понимаешь? Что бы там тебе ни говорили в школе, а наш мир держится не на музыке или там твоих книжках, а на порохе. Это хорошо, сиди читай своего Пушкина, но, когда к тебе в дом придёт беда, ты вспомнишь не о книгах – о ружье. И порадуешься, что в тихое время не забывал за ним ухаживать.

Дима молча кивал. Он, в общем-то, был согласен с дядей. Хорошо бы держать у себя в комнате над кроватью ружьё. Улыбнувшись, подумал, какую истерику устроила бы мама. Ей хватало папиных ружей.

Николай Николаевич показал племяннику, как проверять запирающий механизм, как ладонью бить по затыльнику приклада, чтобы проверить механизм спусковой.

– Только головной мозг не отключай. Не на боевом взводе стучи, а то ногу себе прострелишь, и она будет твоей единственной добычей.

Витя тем временем выворачивал мехом наружу шкурки первых соболей, аккуратно вычищал с них комочки смолы, в которой они успели перепачкаться ещё до поимки. Артёмыч занимался шкурками последних дней – тряпочкой стирал выступившие капельки жира. Глядя на худые тушки, шутил о том, что пойманным зверькам тут, в тепле, лучше, чем их сородичам в холодном лесу. Затем взялся готовить приманку из проквашенного в бидонах мяса.

Так в малых заботах, в неспешных разговорах закончился день. Только что он был томительным, казался бесконечным, а тут как-то враз исчерпал себя до самой ночи.

К темноте вьюга стихла. Последним издыханием насвистывала под стрехой, но сон обещала спокойный, бесшумный.

Ещё не вызрело утро, когда Витя и Артёмыч выскользнули из зимовья на промысел. Нужно было спешно проверить расставленные капканы. Вьюга могла завалить их сугробами или вовсе рассторожить упавшей веткой.

Получасом позже из дома вышли Николай Николаевич, Дима и Тамга.

Дышалось просторно и радостно.

Взглянув на обыгавшееся мясо изюбра, дядя сказал, что тому нужно ещё пару деньков повисеть под хорошим солнцем. Дима скрыл улыбку. Ему казалось, что дядя не хочет убирать мясо сейчас, чтобы это не выглядело уступкой ворону. Николай Николаевич был хозяином здешней тайги и даже на малую толику не допускал, что кто-то может оспорить его власть – ни медведь, ни волк и, уж конечно, не ворон.

Дима чувствовал себя конкистадором, гуляющим по лесам, недавно отвоёванным у индейцев. Остатки племён прятались по глухим заимкам, наблюдали за врагом и по возможности грабили его, нападали на одинокие патрули. Дима представил ворона в яркой раскраске каких-нибудь апачей, с воинственно вздёрнутым пером на макушке. Последний мститель тайги, обворовывавший мясные обозы охотников-завоевателей.

Юноша надеялся, что ворон ещё вернётся, пожелал ему удачи, но забыл о нём, едва оказался в лесу. Теперь все мысли были об охоте, о важности сделать первый точный выстрел – такой, чтобы не испортить шкурку соболя и не подрать его зазря.

Погода была мягкой, но непостоянной. Серыми пушинками падал снег, над тайгой тянулись замутневшие облака. Минутами позже округа осветлялась солнцем, в его лучах было тепло и радостно. Потом зима вдруг начинала стонать могучими порывами, заставляла деревья клониться, гулко трещать, но вскоре всё успокаивалось, и вновь с неба опускались пушистые снежинки.

Снега вчера намело много. Тамга шла по нему неуверенно, проваливаясь, оставляя взрыхлённую борозду. Зато звериные следы хорошо просматривались и все были свежими. Лисы, белки, соболи торопились наверстать упущенный день кормёжки.

Уже на пятом километре от зимовья дядя подстрелил пушистого тёмненького соболя – тот сразу, без лишней беготни, осел на толстой лиственнице, надеялся, что охотники не увидят его среди веток.

Дима уже спокойнее наблюдал за тем, как добытая тушка покачивается на дядином рюкзаке.

Волнение началось, когда Николай Николаевич в полдень склонился к снегу и сказал:

– Это твой.

– Чего?

– Соболь, чего. Видишь? Отпечаток маленький, овальный и не очень глубокий. Значит, самочка. Или сеголеток. Мех с него не ахти какой, но на первую добычу сгодится. Начнёшь с такого, а там посмотрим.

Тамга взяла след, и Дима, взволнованный, поторопился за ней.

Разом налетели мысли, сомнения, страхи. Захотелось проверить ружьё, переспросить дядю о том, как и куда стрелять. Нахмурившись, Дима отмахнулся от всего этого, как от пустозвонных мух, и сосредоточился на лайке.

Весь мир пропал. Остались только Тамга и соболиная тропка, по которой они шли.

Лайка оживилась, стала чуть поскуливать и мотать скрученным хвостом. Соболь был близко.

– Ни о чём не думай. Загнать и стронуть я помогу. С тебя – хороший выстрел. Вспомни банки. Всё просто. Особой разницы нет.

Дядя говорил что-то ещё. Дима его слышал, но не понимал.