— Да нет, жизнь довольно необычная, — проронил Гордон. — В другом месте власти могли бы на это косо посмотреть.
— Я знаю, что вы имеете в виду, но ей-богу я была такой хорошенькой тогда, что многие хотели бы взять меня под свое крыло, не только Сэм. И потом, в сельской местности на многое смотрят не так, как в городе. В глубинке с детьми ничего плохого не случается. Ну, почти не случается.
— Вы так считаете? Я, например, знаю одного парнишку, которому в глубинке было ой как несладко.
Взглянув на Алекс, Гордон сразу же пожалел о сказанном. Девушка ошеломленно смотрела на него.
— Вы из глубинки? Вот уж ни за что не поверю!
— Однако это так. Я жил на ферме с восьми до шестнадцати лет. В такой глуши! Причем без родителей. Мама умерла, когда мне было пять, а отец бросил нас еще раньше. После смерти мамы его пытались разыскать, но безуспешно. Меня отдали в приют, и я там жил почти три года, пока тетя и дядя не взяли меня к себе на ферму.
— Вам у них было плохо? — спросила девушка, все еще не оправившись от изумления.
— Скажу только, что я предпочел бы остаться в приюте.
— Да, печально. Конечно, мне сейчас трудновато, но детство у меня было все-таки счастливое. Я не могу понять, почему вы считаете сельскую жизнь ужасной. Мальчишкам обычно она нравится. Но вы, вероятно, совсем другой, что же вам там не понравилось? Отдаленность, климат или что другое?
Гордон еле удержался, чтобы не рассказать и о своей «жизни» у тетки. Вероятно потому, его Алекс казалась искренне заинтересованной, искушение выговориться было огромным. Гордон никогда и никому не рассказывал о тех проклятых годах. Но… но незачем копаться в прошлом. Это или расслабляет, или поднимает такую муть из глубины души… Зачем говорить о прошлом, когда есть настоящее и будущее?! И Алекс, кажется, просила рассказать о своей тетушке.
— Что было, то было, — сказал Гордон бесцеремонно. — И незачем ворошить прошлое. Так. Вы спросили о своей тете Мэгги, и почему ваш отец называл ее безнравственной и греховодной? Возможно, из-за ее бизнеса, но я лично сомневаюсь, что женское белье в этом порно. Скорее всего, ваш отец знал, что его сестричка — лесбиянка.
— Лесбиянка?! — Алекс зажала рот рукой.
— Женщина, которая погибла вместе с Мэгги, была не только менеджером в «Роковой женщине». Точнее, не столько менеджером. Она была любовницей. Маргарет, то есть ваша тетя Мэгги, сначала завещала все только этой женщине. К счастью, по настоятельному требованию или совету — как хотите — адвоката, она вписала в завещание и вас, вернее «ближайшую родственницу», которой вы и оказались.
— Боже правый! Как ужасно! У меня нет слов. И в компании все знали? Ну, об этом?..
— Думаю, да. Мэгги свою ориентацию не скрывала. Ну и что? Какие у вас-то проблемы?
— Да, в общем-то никаких. Просто неожиданная новость. Надеюсь, там не подумают, что и я такая?
— Сомневаюсь, — сухо ответил Гордон. — Но я буду неотлучно с вами.
— Вы думаете… вы думаете, что тогда они примут нас за любовников?
— Вероятно. А вас это беспокоит?
— Нет, если вам это все равно, — ответила Алекс осторожно. — Но что подумает Вики?
— Это ее не касается.
— Как? — Алекс ничего не понимала. — Она позволяет вам спать с другими женщинами?
— Не она позволяет мне что-либо, — резко ответил Гордон, — а я делаю, что мне хочется!
Алекс не знала, что и подумать. Сэм предупреждал ее, что Гордон — лихой парень. Но, похоже, это мягко сказано. Он — настоящий плейбой, в худшем смысле этого слова. Правда, есть единственное смягчающее обстоятельство — он этого и не скрывает. Хоть в этом Гордон честнее Роберта. Он не лгал женщине, чтобы затащить ее в постель, и просто брал то, что хотел. Однако это открытие не сделало его в глазах Алекс менее привлекательным. Скорее наоборот. Он оказался сложной натурой, с загадочным прошлым, о котором она могла только догадываться. Интуиция подсказала Алекс, что не так уж много любви было в его детстве.
— Конечно же я расскажу Вики о вас. И что между нами только деловые отношения, — добавил Гордон.
— И она вам поверит?
Алекс не сомневалась, что, окажись она на месте Вики, вряд ли бы поверила.
— Конечно. Я же вам говорил, что никогда не лгу женщинам. И они знают это.
— Они?
Гордон озорно улыбнулся.
— Да, их у меня порядочно.
— Но, надеюсь, сейчас только одна?
— Что, интересно? — поддразнил Гордон.
— Нет, — смутилась Алекс, — я просто пытаюсь вас понять.
Он рассмеялся.
— Пока это для вас трудная задача. Не пытайтесь понять меня, Алекс. Одного месяца на это не хватит. Делайте, как я вам скажу, и вы уедете домой с таким количествам денег, о котором даже мечтать не могли. И, если захотите, можете купить тот мотель в Майнтоне.
9
— О! Смотрите! Это Сидней?! Господи! Какой огромный! В жизни не видела столько крыш внизу! А там что, море? Точно, там пляжи, песок. Я никогда не была на побережье. Как здорово! А вода, какая синяя… Боже, какая красота! Гордон, посмотрите, это — гавань? Вон там внизу, прямо под нами.
Восторг Алекс заставил Гордона вспомнить и свое первое знакомство с Сиднеем. Правда, оно было не с воздуха.
Он въехал в город в кабине мебельного фургона, поскольку добирался автостопом с северо-востока Квинсленда. Грязный, голодный, до смерти уставший, Гордон сразу же был очарован городом. Сквозь ажурные перила моста и дальше, через залив, он увидел Сиднейскую гавань.
День был ясным, и море сияло голубыми переливами, в которых искрились тысячи огоньков, зажженных летним солнцем. В небе медленно проплывали пышные облака, и, как их отражение, по яркой сини залива скользили белые яхты, оставляя за собой легкую пену. Море, небо — все казалось огромной палитрой, на которой постоянно менялись краски, перемешивались, переходили одна в другую…
Красота ошеломила юношу. И тогда Гордон поклялся себе, что добьется в жизни всего, чего бы это ни стоило. А когда станет достаточно богатым, первое, что он сделает, это купит себе хорошее жилье — обязательно с видом на залив.
На это потребовались годы упорного тяжелого труда, но, в конце концов он добился своей цели.
Гордон, отстегнув ремни, приподнялся с кресла и, наклонившись над Алекс, выглянул в иллюминатор.
— Нет, это Ботани-Бей. Гавань и мост — севернее. И, скорее всего их отсюда не будет видно. Но не расстраивайтесь, вы все отлично рассмотрите с балкона моей квартиры.
Алекс резко повернулась и нечаянно задела его нос своим. От неожиданности она тихо вскрикнула и взглянула на него широко распахнутыми фиалковыми глазами, в которых все еще светились радость и изумление от только что увиденного.
