Темные глаза Грании недоверчиво прищурились, и она неожиданно задала девушке вопрос, на который та совсем не рассчитывала:
– Так ты зовешь свою мать просто по имени?
Первым порывом Линет было задать в ответ встречный вопрос, почему же она сама не зовет так своего мужа, но, будучи весьма щепетильной в вопросах человеческих отношений и помня, что выступает сейчас в роли просительницы, она спокойно объяснила:
– Миара не мать мне. Мама умерла, когда родился Алан, и Миара, вскормившая меня, занялась и его воспитанием. Она дальняя родственница мамы, приехавшая после маминого замужества к ней в Рэдвелл. Я родилась год спустя, но потом за шесть лет мама потеряла четверых, то есть они просто рождались мертвыми, как она ни береглась. Поэтому мое воспитание и заботы по хозяйству полностью легли на плечи Миары. – При упоминании о кормилице глаза Линет засветились лучистым теплом, которого в них не было при упоминании о матери, которую она едва помнила. – Миара всегда держала меня рядом с собой, учила всему-всему, в исполнении чего мне теперь отказывают.
– И ты никогда не играла с другими детьми? – Такое описание жизни норманнской девицы никак не укладывалось у Грании в голове, и она вряд ли посчитала его правдивым. Тем более что всему Уэльсу было известно, что леди Линет является любимой и крайне избалованной единственной дочерью графа Годфри.
– С другими детьми? – Линет растерянно моргнула. Вопрос был снова совершенно неожиданным и захватил ее врасплох. Никто и никогда не спрашивал ее о таких вещах, да и сама она об этом не задумывалась. Как ответить на него честно и прямо, но не упоминая о долгих часах одиночества, полных грустных фантазий, переросших несколько месяцев назад в грезы о златокудром воине, оказавшемся врагом? Стараясь говорить искренне, Линет начала:
– Единственными детьми в замке были мальчики старше меня, которых привозили на воспитание моему отцу… Потом родился Алан. – Карие глаза радостно сверкнули. – Мне было позволено ухаживать за ним, когда он был еще совсем малышом. Потом… потом мы вместе играли и придумывали разные затеи до тех пор, пока четыре года назад его не отослали на воспитание куда-то в другое место… – Одиночество снова сжало ей сердце, и Линет договорила последние слова уже еле слышно.
Почувствовав какую-то смутную вину, Грания сдвинула в раздумье свои роскошные черные брови. Ей доставляло удовольствие видеть надменную девицу в уродливом домашнем платье, которое она заставила ее надеть взамен порванного красного, страдающей от одиночества и тоски. Неужели она ошиблась? Но нет, ведь это дитя – дочь человека, который расстроил всю ее жизнь, всю судьбу. В озлоблении она глубоко вонзила нож в разделываемое мясо.
– Но зачем Алан был отправлен на воспитание в другое место, когда твой отец сам занимался воспитанием пажей? – На этот раз брови Грании изогнулись от неприкрытого отвращения к столь дикому обычаю норманнов.
Губы Линет тронула слабая улыбка – неужели Грания действительно не имеет представления о традициях и обычаях верхних слоев феодальной иерархии?
– Каждый высокородный мальчик должен быть отослан на воспитание в другое место, – как правило ко двору сюзерена его отца. – Девушка надеялась, что такое ее объяснение вполне удовлетворит Гранию. – Первым делом мальчиков обучают манерам, присущим их классу, затем, когда приходит пора посвящения в рыцари, они некоторое время служат в качестве сквайров и учатся военному искусству, приобретая опыт настоящих воинов.
– И это рыцарство – предел их мечтаний? Доказательство вашей чести и преданности? – Грания прекрасно знала обычаи соседей, и в голосе ее прозвучала явная насмешка над ними.
– Да, это так. – Пламень камина освещал сзади тоненькую фигурку Линет. – Начало военных упражнений означает для мальчика первый шаг на его пути к взрослению.
– Райс был посвящен в рыцари в Нормандии, – неожиданно сказала Грания и опустила глаза к столу, на котором ее руки механически продолжали рубить мясо.
– Райс был?.. – Слова Линет оказались заглушенными звуком тяжелых сапог, и, обернувшись, она лицом к лицу столкнулась с предметом своего вопроса. Орел остановился от девушки на расстоянии вытянутой руки, и она в очередной раз была потрясена его мощью и красотой.
Брови принца были недовольно нахмурены, ибо, войдя в дом и услышав голоса обеих женщин, он некоторое время простоял за дверью. Таким образом, он прослушал всю их беседу – от отказа сестры удовлетворить тихие просьбы пленницы до своего имени, произнесенного последней. Взгляд его медленно переходил от смущенной Линет, характер которой неожиданно открылся ему совсем с другой стороны, благодаря печальному рассказу об одиноком детстве, к пылавшей негодованием Грании. Что наговорила она этой бедной девочке до его появления? Принц знал, что сестра его готова унизить заложницу всеми возможными способами, но, кто знает, до чего могла она дойти в своих кознях?
Вопрос был немаловажный, но вряд ли Райс получил бы сейчас на него вразумительный и правдивый ответ, и потому он постарался отвлечься, перенеся все свое внимание на "невзрачную коноплянку", на самом деле оказавшуюся не такой уж и невзрачной. Бушующее пламя камина медными отблесками ложилось на ее каштановые волосы, обрамлявшие некрасивые, но пикантные линии ее личика – высокие скулы, маленький, гордо устремленный вперед подбородок, короткий прямой носик и неожиданные на этом детском лице губы, капризно изогнутые, зазывные, обещающие… Прелесть девушки была как бы в зачатке, в еще не распустившемся бутоне, а это могло вскружить голову и не такому искушенному знатоку женщин, каким был Уэльский Орел.
Под горячим и проницательным взглядом черных глаз, в котором порой вспыхивали золотистые искорки, Линет совсем смутилась, порозовела и опустила голову. Неужели она сделала нечто дурное, что заслужила этот взгляд и эту насмешку? Может быть, она плохо разговаривала с Гранией? Может, принц гневается на то, что жена вообще упомянула его имя в беседе с пленницей? О, если так, то остается только молить Бога, чтобы он никогда не узнал о болтовне Пайвела, какой бы преданностью она ни дышала.
Райс немедленно заметил растерянность девушки по судорожно прикушенным губам и задрожавшим пальцам, мявшим чересчур просторное уродливое платье. Разумеется, малышка подумала, что его раздражение Гранией относится к ней, и не знает, что делать. Он ободряюще улыбнулся и перешел к делу.
– Я пришел за тобой, чтобы отвести тебя повидаться с братом. – Обстановка на границе сгущалась, ибо граф Годфри разослал своих людей вдоль по всей ее длине в надежде не только внести напряжение, но и разузнать, где находятся его дети. Но здесь Райс имел полное преимущество, поскольку всякий знал расположение Рэдвеллского замка, но никто даже понятия не имел о тайном пристанище Орла.
Янтарные глаза вспыхнули одновременно презрением и радостью. С одной стороны, Линет даже боялась себе представить, каким издевательствам может быть подвергнут Алан в руках злобного бородача, но, с другой – ей, конечно, хотелось убедиться, что он жив и невредим.
