Хворост. Это ветки буков. Здесь в ущелье снега на земле почти не было, зато веток – сколько угодно, сухих, трескучих, они загорались мгновенно, сгорали тоже, их и правда надо было много. Костёр запылал, когда стало темно, и до полуночи оставалось совсем чуть-чуть, капелька прошлого года.
Разливали по кружкам водку. Янке, конечно, не налили, нарезали сыр, колбасу, открыли и подогрели на костре тушёнку, и Янка стала потихоньку отходить. Она согрелась у костра и даже сняла шапку, рассыпав по плечам светлые длинные волосы.
– Она у тебя красавица, – сказала Тарасу Юля. – Просто картины можно писать.
Все посмотрели на Янку, и она покраснела. Юля ей нравилась. И сейчас вот так сказала… Янке было приятно. Тем более, что Глеб тоже улыбнулся и запел тихонечко:
О, коварный май, голову закружил аромат ночной,
О, коварный май, обжечься очень просто – только тронь…
После слов «обжечься очень просто» он дотрагивался до Янкиной коленки, делал вид, что обжигается, и Янку уносило куда-то в звёздное небо. Это небо начиналось сразу над её головой, прямо там, где заканчивалась её макушка. Ввысь уходили стволы буков, и казалось, что звезды нанизаны на ветки, как ёлочные игрушки. У Янки горели коленки от Глебовых прикосновений, и так близко были звёзды, и совсем уже не холодно.
Они не спали и дурачились всю ночь: водили новогодние хороводы, играли в фанты, пели песни, прыгали через костёр, рассказывали походные байки…
Янка видела, что между Тарасом и Юлей что-то есть. «Шуры-муры-плоскогубцы», как дед говорил.
Костёр отбрасывал оранжевые искры в небо, они улетали и будто превращались в звёзды, замерзая там, на высоте, меняя цвет. Кто-то уже уполз в палатку, но Янке не хотелось спать, она решила, что будет сидеть до утра, даже если все разойдутся.
Она представила, где бы была сейчас и что делала, если бы Тарас её не позвал или она отказалась бы. Ну посидели бы дома, выпили шампанского, обменялись подарками, созвонились бы с Дашей, чтобы идти к клубу на массовое гуляние вокруг поселковой ёлки, ну встретили бы там Захара, Антона, Васелину с Мирославой, Таля… Таль. Таля бы, конечно, не встретили. Янка потихоньку отошла от костра за пригорок, прислонилась к гладкому стволу бука. Стволы этих удивительных деревьев были похожи на слоновьи ноги. Она запрокинула голову в небо, в звёзды, которые здесь, в горах, были так близко. Таль, конечно, дома. Сидит со своими девчонками, с мамой. Талю не до Нового года, не до праздника.
Интересно, как у них в семье встречают Новый год? Как встречали раньше?
У Янки раньше ёлку приносил всегда папа. А наряжали все вместе, специально выделяли для этого целый вечер, доставали из кладовки старые коробки с игрушками. Янке нравились только стеклянные. Современные, пластмассовые были какие-то ненастоящие, а эти им бабушка отдала, целую коробку. Хрупкие, тонкие, они будто хранили в себе волшебство всех-всех новогодних ёлок, начиная с папиного детства. Папа паял гирлянды, потому что каждый год оказывалось, что что-то там сломалось и надо чинить. Мама читала рецепты тортов, она очень любила готовить, и на Новый год всегда пробовала новый торт.
Сейчас мама почти совсем не готовит. Она так устаёт, что даже на своё любимое дело у неё нет сил. Да и когда? Она же возвращается всегда поздно, а выходной всего два раза в неделю, и она отсыпается. Интересно, как там они сейчас? Сидят, наверное, дома, телевизор смотрят. Может быть, в этот раз она всё-таки успела испечь новый торт? Да нет, она же говорила, что тридцать первого работает до самого вечера, что придётся брать такси, чтобы на Новый год успеть доехать до дома, и что стоить это будет дорого… А папа? Его новая жена ни за что ему не приготовит такой стол, как сделали бы мама с Янкой! И где теперь их новогодние игрушки? Неужели он их забрал из пустой квартиры? И Варька вешает на свою ёлку Янкин любимый синий шар с домиками?
– Ненавижу его.
– Не меня, надеюсь?
Янка вздрогнула. Перед ней стоял Глеб. Он был уже пьяный, от него пахло водкой и табаком, костром, снегом, потом. Он простыл и шмыгал носом, совсем как Ростик. Янке было странно видеть его таким: неуверенным в себе, замёрзшим, уставшим, не в своей тарелке. Рядом с «горными людьми» он казался маленьким и слабым, и Янке как-то неудобно было смотреть на его покрасневший нос.
– Звёздами любуешься?
– Любуюсь.
– Эх, штатив я не взял! Запечатлел бы для тебя самую яркую.
Янка не нашлась, что ответить. И почему-то было всё равно. Будто за одну-единственную ночь она стала старше Глеба и смотрела на него теперь свысока.
В Посёлок вернулись к вечеру следующего дня. Обратная дорога уже не казалась Янке такой ужасной, и постепенно все трудности этого похода из памяти стёрлись, остались только снег и звёзды, тис и песня Глеба, огромные буки и ледяной холод ручья, который где-то там, внизу, превратится в знаменитый водопад Джур-Джур.
Дома её ждала гора подарков: скромные от мамы, бабушки с дедом, роскошные от папы и тех, других, бабушки и деда. Мама ходила по дому растерянная.
– Всё-таки, ребята, папа у вас молодец! Так всё придумать…
Придумал папа и правда здорово: заказал по Интернету подарки, оплатил, и их доставили сюда прямо в новогоднюю ночь. И подарки были такие… Янка еле сдержалась, чтобы не заорать от радости. Это было трудно, и если бы не от него, точно бы завизжала и запрыгала. Потому что в нарядной красной коробке лежал новенький нетбук. К нему прилагался маленький, как флэшка, модемчик. Для неё! Только для неё! Больше не надо будет напрашиваться к Даше в гости, чтобы сделать реферат и торчать в Интернет-клубе! «Моей любимой дочке от папы. Люблю тебя, птаха» – это было написано на открытке. Янка не заплакала. Только зубы сцепила.
– А у меня – телефон! – хвастался Ростик. Янка унесла подарок к себе в скворечник, попросила Глеба установить программы, и пока он возился с ним у себя в комнате, к ней пришла мама. Села на кровать. Вертела в руках коробочку с духами, будто не зная, что с ней делать. Её любимые духи, папа ей всё время такие дарил. Угу, значит, и ей перепало с барского плеча.
– Папа звонил в Новый год, поздравлял. Очень порадовался, что ты в горах. Тебе понравилось?
– В горах? Очень!
– Мы с ним хорошо поговорили, – будто оправдываясь за духи, сказала мама. – И о тебе тоже.
– И что обо мне?
– Ну, просто… как дальше тебе учится, куда поступать…
Янка чуть дёрнула плечом: успеет ещё решить.
– Просто ты же понимаешь, Ян, что здесь есть проблема.
– Какая? Думаешь, я не поступлю?
– Гражданство. У тебя же российское, здесь будет только платное обучение. Которое мы не потянем даже с папиной помощью. А менять гражданство мне бы не хотелось.
Янка пыталась переварить информацию. Она об этом никогда не думала. Ну да, другое государство, они вообще ещё не узнавали, как у них здесь с высшим образованием.
