— Договорились. Представляешь, как удивится бабуля, если ночью укутается в черный плащ, напялит черную маску и тайно явится сюда, чтобы проверить, должным ли образом складывается личная жизнь единственного внучка.
От смеха и усталости у меня слабеют руки. Вновь опускаю сумки на пол и иду в ванную. Она выложена сине-зеленой плиткой и изобилует полочками и шкафчиками такого же цвета. Тут и там поблескивают зеркала.
— Нет, я здесь спать не буду, — говорю я. — Такое чувство, что вокруг тебя океан. Проснешься посреди ночи и подумаешь, что тонешь.
Нейл вздыхает.
— Жаль. Значит, мне придется тонуть в одиночестве.
Задумываюсь, прикусывая губу. Возвращаюсь в спальню и окидываю ее внимательным взглядом.
— Вообще-то я не против, если ты ляжешь здесь, на полу, в противоположном конце комнаты. — Смотрю на кровать. — Возьмешь пару подушек и матрас, накроешься покрывалом.
Нейл выскакивает из ванной, улыбаясь так, будто я в самом деле его подружка и после долгих раздумий наконец объявила, что согласна стать его женой.
— Ты серьезно?
Придаю себе строгости.
— Серьезно. Только, имей в виду, я делаю это исключительно потому, что не хочу обижать твоих мать и бабушку.
— Делаешь — что? — Лицо Нейла принимает дурашливое выражение, и у меня что-то сжимается в самой глубине сердца, отчего на миг захватывает дух. В голове слабо звучит сигнал тревоги: нет, только не это! — Позволяешь мне спать не в ванной, а в комнате? — спрашивает он. — Исключительно ради моих маман и бабули? — Он наклоняет вперед голову.
Сурово хмурю брови, хоть самой и смешно.
— Ради них я остаюсь! А позволяю тебе здесь спать лишь только потому, что… — Почему, черт возьми?! — спрашиваю сама у себя. — Потому что… у меня доброе сердце. Я не могу заставить живого человека так мучиться, кем бы он ни был!
Лицо Нейла делается еще более хитрым. Он наморщивает губы, явно намереваясь отпустить какую-то шуточку, но я опережаю его.
— Лично с тобой это никак не связано, так и знай! Я не желаю сближаться ни на йоту.
Он кивает, слегка наклоняя голову набок.
— Разумеется! Я ведь пренеприятный тип, и тебя от меня тошнит.
— Именно! — произношу я так звонко, что сама начинаю сомневаться в собственных словах. Эх! Когда же закончится вереница чертовых неожиданностей и злоключений?
Чтобы не обнаруживать смущение, принимаюсь, изображая крайнюю сосредоточенность, доставать из сумки пакеты с платьем, сменой белья и одежды, сумочки с феном, туалетными принадлежностями и косметичку.
Нейл какое-то время наблюдает за мной, сложив руки на груди, потом негромко и серьезным тоном произносит:
— Спасибо.
Поднимаю на него глаза. Он уже не склонен шутить и стоит задумчивый, даже, как мне кажется, немного печальный.
— Я заплачу тебе и за сегодняшний день столько же, сколько за праздник.
Меня разбирает любопытство. Кладу косметичку на туалетный столик, подбочениваюсь, смотрю на него с прищуром и спрашиваю:
— А зачем тебе это все? Ей-богу, не пойму! Выбрасываешь на ветер столько денег, вынужден упрашивать меня, мучиться с договором.
Лицо Нейла напрягается. Он молчит и смотрит на меня так, будто о чем-то предупреждает, даже с легкой угрозой. Я чувствую себя хозяйкой положения, поэтому ничего не боюсь. Признаться, меня вновь одолевает нездоровое желание позлить его.
— Нет, в самом деле все это слишком странно! Говоришь, тебе тридцать четыре года?
Он не отвечает.
— По-моему, самое время взяться за ум. Даже самым ветреным рано или поздно необходимо из сотен партнерш выбрать единственную. Так всем было бы лучше: твоим родителям, женщинам, которые не лелеяли бы напрасные надежды, и тебе самому. К тому же, насколько я могу судить по тому, что увидела в твоей квартире, ты не такой, как многие другие, — не страдаешь холостяцкой неряшливостью и умеешь жить в чистоте. Поверь, за одно это качество десятки женщин будут молиться на тебя.
У Нейла на скулах ходят желваки, и это меня лишь сильнее раззадоривает.
— Не представляешь себе, какой адский и неблагодарный труд приучать великовозрастного детину не разбрасывать по всей квартире грязные носки, ополаскивать раковину после бритья, протирать забрызганное зеркало, не оставлять банки и бутылки прямо там, где пил пиво. В конце концов, не ставить кроссовки на журнальный столик!
Говорю с чувством, потому что живо вспоминаю, как прививала любовь к порядку Маркусу. Что-что, а разбросанное по полу грязное белье и скомканные влажные полотенца я не могла ему простить. Вздыхаю. В тот день, когда он ушел, я чувствовала себя так, что ради его возвращения согласилась бы жить и в свинарнике. А теперь? — задаюсь я вопросом. Сердце подозрительно молчит. Готова ли я принять Маркуса вновь, если вдруг ему взбредет в голову все вернуть? Чутче прислушиваюсь к себе, но ответа нет. Может, я потихоньку исцеляюсь от любви, Которую считала единственной и неповторимой? Медленно поворачиваю голову, вижу мрачного Нейла и вспоминаю, где я и о чем толкую.
— В общем, если бы ты приложил хоть самую малость усилий и поусмирил свою жажду бесконечных любовных приключений, наверняка сумел бы стать кому-нибудь вполне сносным мужем, даже отцом столь долгожданного в вашем семействе потомства.
Нейл шлепает ладонью по стене, и я вздрагиваю от неожиданности.
— А тебе не кажется, что мои любовные приключения не твоего ума дело? — резко спрашивает он.
Не успеваю и глазом моргнуть, как он расстегивает и снимает рубашку. Моему взору открывается торс, какие доныне я видела лишь на телеэкране или на картинках. Тотчас забывая и о Маркусе и о женщинах Нейла, едва не открываю рот от восторга и благоговения.
— Предлагаю до шести притворяться, будто мы друг друга не видим, — говорит он.
Легко сказать!
— И заниматься каждый своим делом, — добавляет он, расстегивая ремень на джинсах.
К моим щекам приливает краска. Ну нет, это выше моих сил. Наклоняюсь за сменой белья, чтобы скорее удалиться в ванную, а Нейл стягивает джинсы, снимает туфли, ложится ногами на кровать, одной рукой упирается в пол, вторую закладывает за спину и принимается отжиматься с такой легкостью и увлечением, будто это не доставляет ему ни малейшего труда, а, подобно сигарете, лишь помогает успокоиться.
За ужином происходит то, чего я так опасалась.
Мирабель, еще не притрагиваясь к еде, поворачивается ко мне и с живым интересом спрашивает:
— Что это за театр или студия, в которой ты выступаешь, дорогая? Или, может…
Весь стол — Стефани, Гарри, ее муж и отец Нейла, Хэнк и сам Нейл — поворачивают головы и смотрят на меня.
Усмехаюсь про себя и едва удерживаюсь, чтобы не метнуть в Нейла испепеляющий взгляд. Скольких неприятностей можно было бы избежать, если бы мистер Силач соизволил поднапрячь мозги и проиграть возможные ситуации заранее!
