— Совершенно правильно, мой друг. Старик совершил очередную ночную вылазку, и я своими глаза видел, как он подобрал девчонку на улице. Был жуткий ливень, поэтому он повез милашку прямиком в свою официальную резиденцию, где продержал ее примерно полчаса. Я поймал красотку, когда она уходила, и допросил. Ничего.
— Что значит «ничего»? — полковник дернулся, как от укуса змеи. — Проклятье! Мы наблюдаем; мы ждем, когда же старый пень сделает наконец-то хоть неверный шаг, и тут вдруг вы заявляете, что ничего не добились, — Тоттенхэм оперся рукой на каминную полку и пристально посмотрел на графа. От его глаз не укрылись ни высокомерно небрежная поза Сэндборна, ни напряжение, которое Питер тщательно скрывал. — Вы уверены, что гостья Гладстона ничего не знает?
— Абсолютно, — спокойно ответил Питер. — Я испробовал все виды убеждения, но тщетно. Девчонка твердила только одно: старик угостил ее какао с пирожными, прочитал лекцию о нравственном образе жизни, а затем она воспользовалась моментом и улизнула.
— Пирожные и какао? Вот дьявольщина! — Тоттенхэм развернулся и сделал большой глоток бренди, силясь обуздать свое нетерпение. — Нам известна ахиллесова пята старика, и все равно мы не можем поймать его на месте преступления. — Он бросил на Питера многозначительный взгляд. — Вам, конечно, известно, что некоторые лица будут очень недовольны подобным развитием событий.
Граф Сэндборн кивнул. Он знал, что некий аноним, тот, который послал Тоттенхэма завербовать его на это задание, очень хочет увидеть, как могущественный и самодовольный Уильям Гладстон вылетит из кабинета министров раз и навсегда.
Премьер-министр Гладстон был в лучшем случае большим оригиналом и буйнопомешанным предателем в худшем. Его называли по-всякому, начиная от позора империи и коммуниста и закапчивая сумасшедшим изменником. А уж о пристрастии сэра Уильяма к проституткам в высших эшелонах власти знали абсолютно все. Да и сам он никогда не делал из своей слабости тайны. Загвоздка была лишь в том, что уличить его в этом не представилось возможным. Ну, ничего, старый лис хитер, а Питер Сент-Джеймс терпелив. Настанет день, и Гладстона с высокой трибуны можно будет обвинить в распутстве, и тогда ему конец. Ведь в общественном мнении от развращения женщин, которых сэр Уильям якобы исправляет, до разложения правительства, которое он якобы возглавляет, — всего один шаг.
Однако одних слухов для свержения Гладстона было явно недостаточно. Прежде нужно раздобыть доказательства, а чтобы этим доказательствам поверили, его обвинителем должен стать человек влиятельный и пользующийся доверием как в политических, так и в светских кругах.
— Со стариком надо срочно что-то решать, — раздраженно заявил Тоттенхэм. Он уже одной ногой в могиле и твердо намерен забрать туда с собой всю аристократию. Этот пижон опирается на вечно хныкающий либеральный сброд и «визжащее сестринство», которые все пороки нации вешают на знать. Он опирается на тех, кто изображает нас алчными чудовищами, а шлюх «несчастными совращенными дочерьми». Я уверен, что поддержка постановления «Об инфекционных заболеваниях — это только цветочки, ягодки еще впереди. Поверь мне, Питер, старик замышляет погубить весь класс землевладельцев.
— Не думаю, — задумчиво проговорил Сэндборн. — Скорее он замышляет извести привилегии и грех. Для всех, кроме себя, разумеется. А вот этого, мой друг, я не могу ему позволить. Если он допускает полную отмену законов и в то же время пытается запретить проституцию, то я верю, что ему действительно удастся переделать Англию по своему образу и подобию. Не пройдет и десятилетия, как мы превратимся в нацию лицемеров.
Несмотря на то, что Питер был очень терпелив, одной вещи он терпеть не мог — лицемерия.
Граф Сэндборн считал, что все люди по сути своей абсолютно одинаковы. И политический деятель, и ремесленник, лорд и сапожник в основе своей похожи. У них одинаковые потребности и желания: еда, Кров, уважение близких и ублажение плоти. А это в Левого очередь значит, что мужчины вроде Уильяма Гладстона, которые выносят приговор страстям обывателей, тем временем тайно удовлетворяя свои собственные грязные желания, являются худшими из лицемеров. И нет им прощения.
Придерживаясь этой прямолинейной философии, Питер заработал себе репутацию здравомыслящего ; и беспристрастного человека. Но та же самая прямота, перенесенная на личную жизнь, навлекла на Питера немало бед. Его собственная мать, леди весьма строгих правил, считала своего сына развратником и повесой. Для тех же знатных особ, которые решили разоблачить и низвергнуть Гладстона, положение Питера в свете, его знакомства и открытое презрение ко лжи оказались весьма кстати. — Лучшую кандидатуру на роль обвинителя сэра Уильяма Гладстона трудно было отыскать. Так граф Сэндборн познакомился с полковником Тоттенхэмом.
— Не стоит так расстраиваться, дорогой друг. Я лично не считаю сегодняшний вечер потерянным, — продолжал Питер. — Мне удалось убедить девчонку еще раз увидеться с Гладстоном. Потом она расскажет о том, как прошла их встреча. Может статься, в первый раз старик просто заигрывал с ней.
— О, это уже кое-что, — Тоттенхэм выпрямился и поставил свой бокал на столик. — Я знал, что мы можем рассчитывать на вас, Сэндборн. Наши люди следят за Гладстоном день и ночь, они сообщат вам о его передвижениях. Я же со своей стороны попробую добыть информацию о его планах на будущее. Хотя никогда не знаешь, что ему взбредет в голову и когда он решит отправиться на очередную «ночную прогулку».
Питер кивнул.
— Как только у меня появятся доказательства, я дам вам знать. Полагаю, ждать этого осталось недолго.
Тоттенхэм попрощался и вышел так же осторожно, как и вошел. Питер посидел еще некоторое время у камина, раздумывая, отправиться ли ему в клуб или вернуться домой и завалиться спать. Так ничего и не надумав, он залпом осушил бокал и нервно зашагал по комнате. От мрачных мыслей Питера отвлек приход лакея, который сообщил, что карета графа вернулась. Услышав это, Питер Сент-Джеймс схватил шляпу, перчатки и быстро пошел к выходу.
Дождь уже перестал, и в воздухе висел лишь легкий туман. Тщательно обходя лужи, граф Сэндборн добрался до своего экипажа, и, встав на подножку, окликнул кучера.
— Куда ты отвез ее, Джек?
— Туда, куда она приказала, милорд. На Итон-сквер, двадцать один.
— Она вошла в заднюю или переднюю дверь?
— В переднюю, милорд, определенно в переднюю. От мрачного настроения Питера не осталось и следа. Девчонка назвала ему настоящий адрес, так, может быть, и в остальном она не лгала? Дай-то Бог!
— Домой, Джек, — приказал Питер, удовлетворенно откидываясь на спинку сиденья.
Ночной ливень словно умыл Лондон. Со стен исчезли неизменные сажа и копоть, а воздух стал чист и прозрачен. Люди высыпали на улицы, насладиться свежестью и ярким солнцем. Ясный день стал настоящим праздником для торговцев: от покупателей не было отбоя. То тут, то там раздавался смех и, казалось, сама атмосфера заражена весельем.
Настроение графа Сэндборна ничуть не соответствовало всеобщему ликованию. Питер угрюмо сидел в карете и ежеминутно смотрел на часы. Он опаздывал. Намного опаздывал. Это было неприлично само по себе, а если учесть то, что он едет в незнакомый дом, его опоздание превращалось просто в катастрофу. Было от чего прийти в уныние. И еще неизвестно, как его встретит мать Габриэллы. Вы думаете, это так легко — предстать перед дамой и заявить, что страстно влюблен в ее дочь? Питер Сент — Джеймс так не думал.
