– Это не ответ! Если бы я была вашей ровесницей, вы бы пообещали!
– Ах, вот вы о чем! Перестаньте, наконец, говорить о своем возрасте! Я люблю вас. Вы красивая, нежная, ласковая. У вас тело богини; вы доставляете мне наслаждение, какого не доставляла до сих пор ни одна женщина… Чего еще можно желать? Живите сегодняшним днем!
– Вы правы, но это гораздо легче в тридцать лет, чем в сорок пять…
– Вы говорите так, потому что вас беспокоит эта история с письмами… Знаете, я много думал об этом… В конце концов, что он может вам сделать? Шантажировать? Но вы не обязаны идти у него на поводу! И даже если ваш муж обо всем узнает, это будет ему хорошим уроком. Это же невероятно: столько лет не замечать вас! Надо быть полным кретином! Он получил по заслугам! Если уж на то пошло, вам стоило завести любовника гораздо раньше!
– Вы говорите бог знает что… Вы очень импульсивный, что естественно для вашего возраста… Впрочем, именно это мне в вас и нравится. Но вы не можете себе представить, во что превратится моя жизнь, если Жан отвергнет меня…
– «Отвергнет»! Что за слово! Вы говорите, как в пьесах Расина. Мы в двадцатом веке, Катрин! У вас есть средства, есть работа, вы умны…
– Вы понятия не имеете о той среде, в которой я живу. Там не знают жалости. Для них нет никого презреннее женщины, изменившей своему мужу… И потом, у нас с вами нет будущего!
– Что вы об этом знаете? Мы еще, по крайней мере, лет десять можем быть счастливы друг с другом!
– Десять лет! И в кого я превращусь через десять лет? В старую потрепанную женщину… А вы по-прежнему будете молодым любовником… но уже не моим!
Когда в ту пятницу Катрин уходит, Оливье становится грустно. Он знает, что она взволнована и шокирована этими письмами. А что еще можно испытывать на ее месте, ведь это сравнимо лишь с изнасилованием, это просто чудовищно! При мысли о том, что какой-то незнакомец собирается разрушить их счастье, его охватывает ярость. И ради чего? Просто так! Из одной только злобы! Он с силой пинает ногой кресло. Окажись тот негодяй сейчас здесь, Оливье с радостью задушил бы его.
Третье письмо непохоже на два предыдущих. Оно приходит в понедельник. В то утро Катрин заглядывает в магазин, чтобы забрать почту, намереваясь потом пойти к Оливье, который, должно быть, еще не вставал. Времени около девяти.
Текст письма набран на компьютере. Лист бумаги, белой, гладкой и аккуратно сложенной, выглядит еще более устрашающе, чем два предыдущих неряшливых послания. От ужаса глаза Катрин наполняются слезами. Она в десятый раз перечитывает текст, с тем же чувством, с каким читают похоронные письма. Буквы пляшут у нее перед глазами, словно норовя сорваться с бумаги и улететь: «Сегодня вечером, в шесть часов, "Отель де ля Пляс", Восемнадцатый округ, улица Берт, дом 20. Номер 22. Это плата за молчание».
Это словно повестка в суд, написанная по всей форме. Приказ, которого она не посмеет ослушаться, несмотря на удушающий страх. Катрин сжимает в руках пакет с еще теплыми круассанами, которые она покупает каждый понедельник. Она стискивает его так сильно, что на бумаге выступают жирные пятна. Катрин ощущает странную опустошенность. Желудок сводит судорога. Она думает даже зайти в туалет, но затем говорит себе, что у нее мало времени.
Впервые за многие недели Катрин Салерн не пойдет к своему любовнику, который нетерпеливо ждет ее в постели, представляя, как будет ласкать ее тело. Она оставляет свою машину на улице Пьера Леру и берет такси, чтобы вернуться домой. Ей ужасно стыдно за мерзкий запах, который исходит от нее, но она говорит себе, что едет в этом такси в первый и последний раз.
Шофер удивленно смотрит на нее в боковое зеркальце и открывает окно. Он думает: непохоже, чтобы она портила воздух, но, в конце концов, со всяким может случиться… Он усмехается про себя и невозмутимо высаживает клиентку перед домом 42-бис по улице Токвиль.
Когда Катрин входит в квартиру, Анриетта сидит на кухне вместе с Виржини, у которой заболел один из преподавателей. Они изумленно переглядываются, недоумевая, почему она вернулась так рано. Почти в тот же миг они видят, как Катрин пошатывается и начинает оседать на пол. Виржини бросается к матери, чтобы поддержать ее, а Анриетта тем временем смачивает полотенце. В одной руке Катрин по-прежнему сжимает пакет с раздавленными круассанами, а из другой у нее выскальзывает письмо, которое она получила утром. Сложенный листок бесшумно приземляется на натертый паркет прямо перед Анриеттой и Виржини, которые, стоя на коленях рядом с Катрин, пытаются привести ее в чувства.
Отпечатанный текст оказывается у них перед глазами. Но заметили ли они его? Они осторожно поднимают Катрин и ведут ее в комнату. Виржини подбирает листок и, не говоря ни слова, кладет его на пуфик возле туалетного столика. Анриетта задергивает шторы, а Виржини тем временем нежно поглаживает мать по щеке. Катрин лежит в кровати и тыльной стороной ладони вытирает слезы. Потом они молча выходят, осторожно прикрыв за собой дверь, и оставляют Катрин наедине со страхом и угрызениями совести в ее красивой полутемной комнате, затянутой полосатым атласом. Как только их шаги начинают удаляться, Катрин бросается в туалет. Ей наконец-то можно больше не сдерживаться, и это представляется ей единственным утешением среди пережитого ужаса. Она даже нарочно тянет время, потому что знает – у нее всего несколько часов на то, чтобы сделать выбор.
16
В ТАКСИ, которое везет ее в сторону площади Аббес, Катрин твердо решает, что сама, без чьей-либо помощи, уладит все с тем, кого про себя уже называет шантажистом. В ее сумочке лежат двадцать тысяч франков двухсотенными купюрами. Ее сбережения. Она понятия не имеет о том, сколько он запросит, и спрашивает себя, ради какой суммы человек может пойти на что, чтобы поломать жизнь другим людям. Она готова отдать и в сто раз больше, лишь бы остаться в семье Салернов и сохранить свою честь. Весь день ей мерещились брезгливые осуждающие лица Жана и свекрови. Они негодующе кричали на нее и грозили страшными карами. Она представляла себе заплаканную Виржини. Представляла, какая горечь и разочарование появятся в глазах Тома, когда он узнает, что мать завела любовника немногим старше его самого. Но особенно остро она сознавала, что ей придется расстаться с Оливье. Ее тело навсегда лишится нежных ласк обожаемого любовника… Катрин чувствовала себя еще более одинокой, чем когда-либо. Она говорила себе, что не перенесет такого удара. Вот почему сейчас она – почти спокойная – едет в такси, прижимая к груди сумочку. За последние месяцы в ее жизни произошло столько изменений, что ее уже ничем не удивишь.
«Отель де ля Пляс» находится на одной из тихих улочек Монмартра. Подойдя к конторке, Катрин ровным голосом спрашивает номер 22. Женщина лет тридцати указывает ей дорогу. «Вас уже ждут», – добавляет она с заговорщической улыбкой. «Что такое шлюха?» – снова думает Катрин, поднимаясь по лестнице. Ей не нужно было приходить сюда. А вдруг это ловушка? Что, если в комнате ее ждет Жан, готовый всадить в нее нож? Она представляет его обнаженным, со стоящим членом – он берет ее, как шлюху, а потом небрежно кладет ей между грудей плату: две купюры по пятьсот франков, сложенные вчетверо… Катрин останавливается на лестничной площадке второго этажа и смеется неудержимым истерическим смехом, в котором смешались стыд, страх и безумие.
