* * *
Утром второго дня Чарльз Стоу вспомнил про хозяина джонки. Он оделся и отправился на реку. Дойдя до места, где стояла джонка, он обнаружил, что она уплыла без него. Он долго стоял в раздумье, а потом вернулся в лагерь.
В шатре его ждала Лоан.
В тот день она вытатуировала Чарльзу на плече, там, где у него был маленький шрамик, цветок опиумного мака. И кожа Чарльза Стоу еще долго хранила воспоминание об этом нежном цветке.
— Что означает эта татуировка?
Чарльз изобразил на песке форму цветка, отражение которого в воде ему удалось увидеть, наклонившись спиной над речкой.
Лоан удивленно молчала. Потом все-таки, словно бы с сожалением, ответила:
— Я не могу вам этого сказать.
— Почему же? Потому что отныне я принадлежу Лю Чэну?
Она молча смотрела на него, и в глазах ее было какое-то доселе незнакомое ему выражение. Но через секунду с бесконечной нежностью она положила ему голову на плечо. И он даже не почувствовал ее веса, ощущение было, будто его коснулось крыло бабочки.
* * *
— Опиум! Лоан!
Лежа на циновке, Чарльз Стоу непрестанно звал ее. В опиумном чаду он сжимал в руке трубку, ставшую его постоянной спутницей.
Лоан пришла и легла рядом с ним.
Сумерки медленно опускались на лагерь и окружающий лес. У кожи Лоан был вкус дождя, волосы источали аромат ванили, лоно благоухало, как зрелый плод, а язык таил запах опиума.
— Это Лю Чэн приучил вас к опиуму?
Лоан не ответила. Она как-то странно поглядела на него и протянула трубку с опиумом.
Чарльз Стоу приподнялся, уселся по-китайски и, не сводя глаз с Лоан, с наслаждением затянулся. Лоан положила ему голову на плечо и взяла за руку. Ее зеленые глаза пристально смотрели на него. А Чарльз нежно провел пальцем по ее волосам и сказал:
— Я никогда не расстанусь с вами. Никогда.
Он почувствовал, как она легонько сжала его руку, и пожатие это было подобно внезапной вспышке надежды, но вскоре оно ослабло. Наступило долгое молчание.
И вдруг Лоан произнесла:
— Вы покинете меня. В конце концов вам придется уйти.
* * *
Шел уже четвертый день, и они купались в реке. А потом обнаженные лежали на берегу, подставив свои тела солнцу.
На следующий день они пошли прогуляться по лесу. За высоким утесом Лоан показала Чарльзу Стоу самое таинственное место в округе.
— Вот здесь рождается Зеленая река. В этой пещере. На горах тает снег, вода по этим уступам стекает, наполняет этот естественный водоем, который питают еще и дожди.
Стоу хотел пробраться в расщелину, но Лоан удержала его.
— Как раз тут Лю Чэн прячет опиум, который ему доставляют. Входить туда запрещено.
В этот момент из зарослей вышли двое вооруженных людей и направились к ним. Узнав Лоан, они повернули и бесшумно исчезли в своем укрытии.
— Так вот почему исток Зеленой реки оказался таким недостижимым, — произнес англичанин.
— Эти люди не единственные охранники пещеры. Есть и куда более страшные.
— Даже так? И кто же это такие?
Лоан не успела ответить. Из пещеры внезапно вылетела туча летучих мышей и затмила небо.
* * *
На шестой день зарядил дождь, и они сидели в шатре.
Ночью Чарльз Стоу, исполнясь под воздействием опиума неслыханной отваги, объявил Лоан:
— Я намерен поговорить с Лю Чэном.
— Опять эти безумные планы? Почему вы так стремитесь к смерти?
— Я вовсе не стремлюсь умереть, я просто хочу поговорить с ним. И увидеть его.
— Стоит вам увидеть его лицо, и вы лишитесь головы.
— Но раз я не могу ни остаться здесь, ни встретиться с ним, может, вы согласитесь бежать со мной?
Она с нескрываемой печалью посмотрела на него.
— Нет. Лю Чэн найдет нас, где бы мы ни укрылись, и убьет.
— Значит, никакого выхода нет?
Лоан сидела, долго гладила его лицо, а потом попросила:
— Умоляю вас, не будем говорить об этом в те немногие часы, что нам осталось пробыть вместе.
* * *
Когда настал седьмой день, Чарльз Стоу уже не сомневался, что Лю Чэн вернется и исполнит свою угрозу, если найдет его в лагере. И все-таки англичанин решил бросить вызов судьбе и не уходить.
Около полудня прибыл человек от Лю Чэна. Гонец. Увидев Стоу, он недовольно поморщился.
— Ты должен убраться до наступления темноты. Потом будет поздно.
К нему присоединилась и Лоан:
— Не смейте рисковать жизнью ради меня.
Она умоляла его:
— Я же вам столько раз повторяла. Вам нельзя оставаться здесь. Он убьет нас обоих, так что никому от этого лучше не станет.
Чарльз Стоу понял: придется покориться. Прежде чем уйти, он обратился к Лоан:
— Ладно, я ухожу, но мы еще увидимся… я вернусь.
— Вы не вернетесь.
— Клянусь вам, я вернусь.
Она знала, что он говорит совершенно искренне, и прошептала:
— Вы — безумец. Но у меня нет лекарства от безумия.
Уходя, он поцеловал ее. Затем взял чайный саженец с белыми цветами, который купил у монаха, вышел из шатра и стремительно зашагал под проливным дождем.
* * *
Стараясь двигаться бесшумно, он долго шел по реке. Когда же глубина увеличилась, он поплыл, и это оказалось гораздо быстрее, чем идти, преодолевая сопротивление воды. Ему чудилось, будто его всюду подстерегает опасность и люди Лю Чэна следят за каждым его движением. Сейчас он испытывал куда больший страх, чем в тот день, когда джонка доставила его в эти пустынные места.
Он остался один, Лоан не было рядом с ним, и надеяться было больше не на что.
Он плыл по реке, пока не опустилась ночь. И ему показалось, будто он вступил в мир тьмы.
* * *
Когда утром Чарльз Сноу проснулся, он обнаружил себя лежащим на земле. Река перенесла его со своего зыбкого ложа, на ложе земли. Он поднялся, решил, что ждать ему нечего, вошел в реку и поплыл. Чуть подальше находилась первая на реке рыбачья деревня. Он украл там джонку и понял, что спасен.
Много дней он плыл в совершенном одиночестве. На ночь он не приставал к берегу. Он лежал на дне лодки и смотрел на звезды, что усыпали небо, освещенное бледным полусветом китайской луны.
* * *
Через несколько дней Чарльз Стоу доплыл до предместий Хучжоу. Его мучила жажда, и чтобы утолить ее, он хотел сорвать свисающий над водой плод манго. Все это время он питался только растительной пищей, на которую не скупилась река. Он направил джонку к ветви и приготовился на ходу сорвать манго. Схватив плод, Чарльз Стоу не почувствовал, что в этот миг его в мизинец ужалила змея. И только услышав ее шипение, он понял, что произошло, и издал крик. Один-единственный.