долетел крик кого-то из солдат. Его солдат! Как же и им тяжело держаться, но нужно!
Бум-м-м-м! Басовитый гул пристрелочного выстрела 120-миллиметровой морской пушки разнесся над полем боя. Обычно Макаров использовал артиллерию против японской пехоты. Но не сегодня! В этот раз, пользуясь преимуществом в дистанции, маневренности и мощности залпа, 4 новые тяжелые пушки 22-го полка били по японским батареям. Тем, что еще недавно беспощадно косили ряды тобольцев, а значит…
— Пора… — Мелехов вышел вперед, вскинул вверх руку с зажатой в ней саблей и обвел взглядом ближайшие ряды солдат. — Я знаю, что вы устали! Я знаю, вы уже сделали столько, что про вас не то что в газетах будут писать, про вас песни можно петь! Но сегодня мы должны сделать еще больше! Мы — русские солдаты, поэтому мы справимся! Даже если умрем, то все равно справимся! Ура!
По сигналу подполковника приданный им капельмейстер Доронин заиграл сигнал к атаке, а потом они все вместе пошли вперед. Быстрее! Шаг начал переходить в бег, строй поплыл, но они это тренировали. Один батальон распался на роты, потом на взводы, и вот в них уже даже на бегу каждый знал свое место. Прикрыть огнем соседа, потом перебежать самому. Попался японский «свисток» — ничего страшного, снайперы, идущие во второй линии, следят и уже скоро снимут пулеметную команду, благо у французского Гочкиса даже щитка нет, чтобы укрыться. А значит, еще рывок. И еще!
Двести метров до японцев! Мелехов вел своих чуть в стороне от тобольцев, чтобы те, не зная, чего ждать, не помешали. Время собирать взводы обратно в роты и батальоны — словно пальцы сжались перед ударом. А теперь… Сначала вперед вылетели тачанки с пулеметами, разбивая плотные построения так и не успевших окопаться врагов — это пощечина. Она не может убить, только злит, отвлекает. И когда японцы потеряют концентрацию, последует уже настоящий удар кулаком.
Время! Мелехов увидел, как упал японский офицер, пытающийся успокоить своих солдат.
— Ура! В атаку! — крик вырвался из груди словно рык, а через мгновение 2-й усиленный батальон 22-го Восточно-Сибирского стрелкового полка обогнал его, пролетел отделяющие от противника две сотни метров и с ходу врезался в японские ряды.
Продолжение завтра в полночь.
[1] В нашей истории в сражении при Вафангоу такой же обход не заметил генерал Штакельберг, так что мы решили отдать долг Оку и подарить ему этот успех. А вот двойной обход Иноуэ — это уже только его личная заслуга после сражений с главным героем. Учитывая, как быстро японцы учились, мы решили, что это было бы совершенно логично.
Глава 6
Главное, не грызть ногти! Увидят — опозорюсь же! На мгновение эта глупость полностью накрыла сознание, но я сумел взять ее под контроль. Даже без привычного поднимающегося из глубины души холода, который раньше помогал в самые тревожные моменты.
— Они не отступают! — рядом ругался поручик Зубцовский.
— Вот же герои, мать их! — я тоже не удержался от крепкого словца.
И ругались мы вовсе не на японцев, а на наших. Вместо того, чтобы спокойно откатиться на новые позиции, которые все еще продолжали готовить наши пленные под присмотром Шереметева, части 2-го Сибирского корпуса, смешавшись с японцами, продолжали перемалывать друг друга. А я неожиданно оказался перед выбором, которого не пожелал бы и врагу. Отойти одному, чтобы сохранить верных мне людей, или же вмешаться в эту мясорубку и попробовать что-то исправить?
Впрочем, кого я обманываю? Не будет у меня людей, если сбежать после такого — это раз! А еще… Не было такой бойни при Вафангоу в моей истории, а значит то, что случилось — это и моих рук дело. Вот и два! Хватит? Или нужно вспомнить еще про присягу, про потери, которые вырастут в разы, если не взять хаос под контроль? Не нужно! Я уже все решил.
— Коня, — приказал я Зубцовскому, потом ткнул пальцем в одного из связистов. — Ты! Хватай катушку и за мной!
Дальше, когда план начал обрастать деталями, стало немного проще. Я на коне и связист с помощниками на велосипедах преодолели часть пути, где до нас еще не могли дострельнуть. Потом я приказал остановиться.
— Что дальше, ваше высокоблагородие? — тяжело дышал связист, и это при том, что катушку, с которой разматывался провод, тащили без какой-либо его помощи. Кажется, паническая атака.
— Как зовут? — спросил я, помогая еще молодому парню прийти в себя.
— Евгений! Евгений Арсеньевич Чернов, вольноопределяющийся, приставлен к роте связи… — он сбился, закашлялся, но, кажется, стал чуть лучше соображать.
— Вот и хорошо, Евгений Арсеньевич, что вы вольноопределяющийся, значит, сами хотели помочь и точно не отступите.
— Никак нет! Не отступлю!
— Тогда пересаживаемся на 11-й номер…
— Что за 11-й номер? — удивился парень, совсем забыв про недавно трясший его страх.
— Значит, пешком, на своих двоих, — улыбнулся я. — Берем катушку и тащим дальше.
— Есть тащить дальше!
С этого момента молодой связист помогал солдатам справляться с его же оборудованием, а я прокладывал нам маршрут, чтобы добраться до тылов правого фланга, не привлекая лишнего внимания. Вышло на удивление просто, а так как я заранее приметил одного из капитанов, то до него получилось добраться довольно быстро.
— Имя, звание… Кхм, в смысле чин! — рявкнул я, остановившись перед офицером с одной красной полоской на погонах.
— Капитан Катырев! — тот сразу же вытянулся, несмотря на резаную рану в боку. Причем с облегчением: кажется, на появление кого-то старшего по званию никто уже не рассчитывал.
— Доложите обстановку.
— Кхм…
— Какие приказы были получены? — я помог капитану.
— Сначала полковник Семенов приказал держать позицию, потом его ставку накрыло артиллерией.
— Где командование корпусом?
— Не знаю, — капитан тряхнул головой. — Ваше высокоблагородие, японцы как навалились с тыла, так новых приказов не поступало.
Кажется, обход и удар в тыл дивизии Иноуэ оказался даже страшнее, чем я думал изначально.
— Что ж, тогда слушайте приказ! — я говорил громко по примеру Хорунженкова, чтобы меня слышали не только несколько выживших офицеров, но и солдаты. — Никаких атак! Собирайте всех своих и до кого дотянетесь на позициях и будьте готовы! Оставляю с вами вольноопределяющегося Чернова, он наладит связь и, когда придет время, передаст мой приказ.
— Какой приказ?
