складывает на груди руки, а я прибавляю огонь под чайником.
— Давайте начнем сначала. Как зовут вашего мужа? — спрашивает гостья.
— Мартин. — Я беру с полки баночку с чаем.
— И он из Лос-Анджелеса?
— Не совсем. Родом он с востока, а в Лос-Анджелес приехал несколько лет назад.
— Значит, вы с ним познакомились в Лос-Анджелесе?
Либо своей новой подруге я открываю всю правду, либо выдумываю гору лжи, которую мне придется помнить до конца жизни. Впрочем, рано или поздно правда все равно выплывет наружу. Может, и имеет смысл посмотреть, как посторонний человек отреагирует на мой поступок. Тогда хоть буду знать, можно ли рассказывать свою историю людям, не опасаясь, что меня станут осуждать. В общем, выбор небольшой: либо правда, либо ложь.
Я смотрю на Кэт, а она в это самое мгновение поднимает глаза на меня. Кэт знает достаточно. Не стоит лгать перед этой малышкой, которая только-только начала мне доверять. Ее доверие мне нужно даже больше, нежели дружба Либби, и так, я знаю, будет всегда.
Ставлю баночку с заваркой на кухонный стол и снова сосредоточиваю внимание на гостье.
— Я познакомилась с Мартином не в Лос-Анджелесе. Я познакомилась с ним месяц назад здесь, в Сан-Франциско. На паромном вокзале.
— Познакомились месяц назад? — повторяет Либби, вытаращив глаза.
— А через несколько минут знакомства я поехала с ним в здание суда, и мы там зарегистрировали наш брак.
Либби на мгновение теряет дар речи, но секундой позже спрашивает с нескрываемой тревогой в голосе:
— Он что — заставил вас?
— Нет. Он меня не заставлял — попросил. Сделал предложение в письме несколькими неделями ранее. И я ответила согласием.
— Но… вы же его прежде в глаза не видели!
— Не видела. Лично мы знакомы не были.
— Господи помилуй! Зачем вы на это пошли?
Чайник начинает свистеть, и я убавляю пламя. Заваривая чай, я рассказываю ей, без лишних подробностей, о том, как иммигрировала в Америку. Рассказываю про свою ужасную работу и жуткие трущобы в Нью-Йорке. Про то, как однажды увидела в газете объявление Мартина и загорелась желанием поскорее начать новую жизнь, в которой у меня будет ребенок, так как еще в Белфасте врачи сказали мне, что сама я никогда не смогу родить. Мы потягиваем чай, вместе с детьми едим маленькие пирожные, и я сообщаю Либби, что у Мартина целый ворох собственных горестей: трагическое детство; неодобрительное отношение родни со стороны супруги; смерть жены, которая скончалась от изнурительной болезни и оставила его вдовцом с пятилетней дочерью на руках.
— До меня один из моих братьев уже обосновался в Америке. Мейсон написал мне, что в Нью-Йорке можно легко найти работу. С братом на Манхэттене я прожила всего четыре месяца, а потом Мейсон влюбился в женщину из Монреаля, женился на ней и перебрался в Канаду. Я надеялась, что, может быть, он позовет меня с собой, разрешит снимать угол в доме, где он поселился с женой. Но он не позвал. Мне пришлось искать жилье. В общем, обстоятельства складывались для меня не самым лучшим образом. Я оказалась в тяжелом положении. А потом однажды прочитала в газете объявление Мартина и откликнулась на него.
— Ну и дела, черт бы меня побрал! — тихо восклицает Либби и быстро добавляет: — Прошу прощения. Просто… в жизни не слышала ничего подобного.
— Я тоже, — сдержанно улыбаюсь я.
Сдвинув брови, Либби водит пальцем по изящной ручке своей чашки. Потом обращает на меня взгляд.
— Мартин… он добр к вам?
Я понимаю, что она имеет в виду. Полагаю, это язык женщин.
— Он — джентльмен. Во всех отношениях.
Либби догадывается, что в простые слова своего ответа я вкладываю куда более глубокий смысл.
— Вы хотите сказать, что вы с мужем не… — Она краснеет, умолкая на полуслове.
— Мы оба убеждены, что время еще не пришло. — Здесь я с ней не до конца честна. Я не знаю, как повел бы себя Мартин, если бы я ему не сказала, что хочу иметь собственную комнату и отдельную кровать. Но я, не моргнув, продолжаю: — Думаю, он все еще тоскует по своей первой жене. Она долго болела и умерла всего пять месяцев назад.
— Да, но… зачем он вообще женился еще раз? Почему просто не нанял няню для девочки, если это все, что ему нужно?
— Это не все, что ему нужно. Он должен производить определенное впечатление на потенциальных клиентов, чтобы у тех складывалось хорошее мнение о нем и его работодателе. Он должен выглядеть благополучным человеком, а не трагической фигурой. Как он мне объяснил, хоть люди и покупают страховку на случай ужасных происшествий, они не хотят видеть живой пример возможного несчастья. Его должны воспринимать как счастливца, обласканного судьбой. Для этого ему необходимо иметь жену.
Либби обдумывает мои слова. Я вижу, ей о многом хочется меня спросить, но, полагаю, обсуждать то, что обсуждаем мы, в высшей степени неприлично. Тем более при детях. С задумчивым видом она подносит чашку ко рту, не спеша отпивает глоток, затем ставит ее на блюдце. Посмотрев на Кэт, снова переводит взгляд на меня.
— За то время, что я здесь, девочка не сказала ни слова, — шепотом произносит она.
Я знаю, что Кэт прекрасно расслышала это тихое замечание.
— Пусть Кэт и молчалива, но она умная, сильная и храбрая девочка, и она очень тоскует по маме. Я точно знаю: она думает о том, что хочет сказать, и скажет, когда будет к тому готова.
В лице Либби отражается понимание: она догадывается, что мои слова предназначены для ушей Кэт. Она отводит взгляд от девочки и смотрит на меня одновременно с огорчением и восхищением.
— Ей повезло, что у нее есть вы.
— А мне повезло, что у меня есть она.
Тимми, устав играть с мисками и кастрюлями, ползет к буфетной.
— Ну, пожалуй, нам пора. Ему скоро спать. — Либби встает, чтобы взять сына на руки, а я невольно думаю, что она заторопилась домой по абсолютно другим причинам. Я совсем не такая, как бывшая соседка Либби, жена врача. Совершенно. Мы с Либби из разных миров. Вроде каждая из нас жена и мать, но между нами пропасть.
— Вам в самом деле нужно уходить? — спрашиваю я.
— Мы и так злоупотребили вашим гостеприимством. — Либби подхватывает сына на руки. — И ему правда пора спать.
Мы выходим из кухни. Кэт семенит за нами.
— Я очень рада, что вы зашли, — говорю я веселым тоном, пытаясь возродить надежды, которые возлагала на эту встречу. — Спасибо за сладости.