class="p1">Ильмера бесшумно опустилась рядом. Спросила:
— И что им надо?
— Этим? Грабят каждого встречного и поперечного.
— Я про контрорден.
Ваня пожал плечами:
— А бес их знает. Может ловят кого конкретного, может даже нас… Хотя нас — вряд ли, на нас бы что-то более серьёзное послали. А может просто, типа такой заставы, чтобы никто на Буян не плавал. По любому надо уходить, кто знает что этот амулет им передал?
Они быстро собрались, ещё раз огляделись со своего острова, но никаких следов разбойников в округе не обнаружили и решили выступать. И всё же не удержались, заглянули на указанный разбойниками янтарный берег. Выгрузились, вытащили лодку и отошли немного. Ваня вдруг нагнулся, поднял приличных размеров кусок янтаря:
— О! Свете подарим! Она же у нас солнышко.
— Точно, — усмехнулась мавка, отошла ещё на несколько шагов и подняла с земли небольшой золотой медальон за цепочке.
Ваня заметил в песке что-то блестящее, прошёл ещё несколько шагов. Это было кольцо на выбеленной ветрами и солнцем руке скелета, торчащей из песка. Он распрямился. Чуть дальше в песке блестело что-то ещё, потом ещё и словно поблескивающая извилистая дорожка уходила вглубь расстилающихся у моря дюн.
— Золото мертвецов не принесёт счастья! — громко произнёс он неведомо как родившиеся в его душе слова.
— Нас заманивают, — в тон ему ответила подошедшая вплотную Ильмера и выбросила найденный ей медальон, подтвердив ванины слова: — Золото мертвецов не принесёт счастья. А вот янтарь чист. Он хранит шум древних лесов и сияние Солнца.
— Надо же, ты не хочешь золота? Но ведь это только золото, оно всё твоё, иди и собери его.
Это сказала золотоволосая девушка в лёгком прозрачном платье, неведомо откуда подошедшая к ним. И в голове у Вани словно раздался шёпот многих голосов: «Возьми, возьми! Золото это просто золото, ты станешь богат, тебя будут любить девушки…»
— Меня и так любят, — ответил он, стряхивая наваждение.
— Ты не будешь глодать его кости, сирена! — решительно заявила мавка.
— Зачем ты его защищаешь? Я освобожу тебя! Или ты хочешь сама отомстить за неволю и пировать на его костях⁈
На это Ильмера вспылила:
— И опять какая-то мелкая нечисть пытается увести моего парня! И ладно бы как та гадючья принцесса, для себя, так нет же, чтоб на мясо переработать!
Ваня в этот момент снова собрал свой жар и медленно выдохнул его тонкой струйкой на песок. Его огонь был невидим в воздухе, но под его действием песок плавился, застывая желтоватой стекловидной массой. Сирена шарахнулась.
— Вот, вот, рыба ты недожаренная, — оскалилась своими ядовитыми зубами мавка, — сейчас дожарим тебя и всё будет в порядке.
— Морской народ не простит вам, если вы причините мне вред!
— Да ты что⁈ — ехидно спросила Ильмера и задрала рукав на руке, где носила подаренный русалкой браслет. Камни в нём полыхнули синим.
— Ай! — вскрикнула сирена, закрывая лицо руками и отворачиваясь.
— Не простит, значит? — всё так же ехидно прокомментировала Ильмера. — Ты нечисть, изгнана за то, что преступила Древний Ряд. Чуждая всем. Неужели человеческое мясо стоит того, чтобы отречься от своей стихии, находя воду только в лужах после шторма, а когда его долго нет — сохнуть как медуза на песке?
— Ты не понимаешь! Попробуй! Ты околдовала его и можешь убить, пока он спит…
— Дура! — рассмеялась мавка. — Это ты ничего не понимаешь!
— И вообще, хватит тут делить мои потроха, — не выдержал Ваня и без предупреждения дохнул огнём в сирену.
Та вскипела, как перегретый чайник и лёгким облачком пара и рассеялась в лучах восходящего Солнца.
— Теперь всё? Берег чист? — спросил Ваня.
— Да щаз! — ответила заметно раздражённая Ильмера. — Такие хоть и ненавидят всех и готовы сожрать друг друга, но по одной выжить не могут, потому и сбиваются в стайки. Но сейчас они видели, что случилось, поэтому на нас не нападут… И вообще! Я не за твои потроха тут старалась!
— Я знаю, — Ваня взял её за руку. — Пошли, нам ещё плыть и плыть.
Вот так, взявшись за руки, они пошли к лодке. На одном из ближайших к берегу островков дельты что-то сверкнуло.
— Подсматривают, разбойнички, — хмыкнул Ваня и помахал наблюдателям рукой.
Ильмера повторила его жест.
* * *
— Учуяли! — сказал Касьян, складывая подзорную трубу.
— А чего бы не учуять, — проворчал Сидор, самый старый в ватаге. Деду давно уже пора бы на покой, но его мудрость не раз помогала ватажникам, а порой и спасала, так что его берегли, но бывало, как и в этот раз, надо было ему всё узреть своими глазами. — Мы то смотрим против света, стёклышки на солнце и взблеснули, а у них глаза молодые, зоркие.
Сказав это он бережно убрал бинокль в короб. Они с Касьяном лежали в траве, под ветками ближайшей к берегу сосны. Упаковав оптику Сидор начал выдавать свои заключения:
— Кто девка эта, не знаю, может и мавка, а вышла к ним сирена, это точно говорю. Девки ругались, а ведун стоял, посмеивался. Видать мавку крепко к себе привязал, не боится за спиной оставлять.
— Может не знает.
— Этот и не знает? Да, впрочем, и бес с ними, нам о своих делах думать надо. Я так мыслю: сирену он сжёг, значит пока берег чист, до заката. Надо идти туда, набрать солнечного камня. Там ещё и золотишко есть, им сирена на своём берегу вглубь заманивала, но золото это плохое, скажи мужикам, чтобы его не трогали, не будет от него добра.
— Значит ведуна отпускаем?
— А тебе мало вчера было? Как он Бера пристрелил. Он, или мавка его.
— Пристрелил?
— Эх вы, молодёжь! Пока вы там шумели, я принюхался. Так вот, из лесу порохом потянуло. Совсем чуть-чуть, но было. Да и мозги у Бера разлетались, как от пули. Так-то вот. Пальнули в него с близи, а ни грома, ни пламени не было. Да и дыма тоже не видно было. Вот и думай, чем это его. Так что даже если мы пацанят и возьмём, как есть сколько-то наших положат. А оно нам надо? Нас и так мало осталось.
Тут к ним подобрался Агап:
— Слышь, атаман, уходят…
— Скажи казачкам,
