сбылось, то Аларих, получив при его содействии чин главнокомандующего и Грецию для заселения, всегда будеть защищать своего союзника против врагов, которых у него при Дворе было много».
Но Руфин ошибался в этом последнем. Аларих вовсе не думал служить ему орудием, напротив, он Руфина считал орудием для себя. Ему нужно было звание главнокомандующего для того, чтобы иметь решительное влияние на константинопольский Двор; ему нужна была земля, где бы он мог безопасно стать твёрдой ногой и откуда бы мог действовать на обе Империи. Таким пунктом прекрасно могла служить ему Греция, занимавшая, по своему географическому положению, середину между Западной и Восточной Империями и представлявшая, по своему плодородию и укреплённым местам, все удобства для безбедной, спокойной и безопасной жизни.
Так как союз обещал много выгод обеим сторонам, то союзники стали деятельно приготовляться к походу на Грецию. Руфин немедленно тайно переслал готскому вождю значительное количество денег на издержки, необходимые в предстоящем походе [61]; Аларих со своей стороны подготовлял оружие, провиант и исправлял другие нужды. Гораздо труднее было преодолеть препятствия, противопоставленные предприимчивому готскому вождю самой природой и греческим искусством.
Мы разумеем Фермопильский проход, где в то время была построена неприступная крепость, где горсть солдат могла удерживать целую армию, и где между тем лежала единственная дорога из Фессалии в Грецию. Руфин взял на себя уничтожить и это препятствие. Для этого он назначил проконсулом Греции некоего Антиоха, отъявленного негодяя, которого отец и братья давно уже прогнали из дому, а комендантом Фермопильской крепости какого-то Геронция, человека не менее безнравственного. Оба они охотно согласились в точности следовать данной им Руфином инструкции на случай нападения Алариха, т. е. первый - не предпринимать ничего против готов, а второй — при приближении их к Фермопилам сдать крепость без бою и со своим гарнизоном отступить [62].
Таким образом приготовления союзников шли успешно. Впрочем, как ни скрытно действовали они, Серена через агентов своего супруга успела проникнуть в замыслы Восточного министра и разведать о результатах его переговоров с готскних вождем, и немедленно дала знать об этом в Иллирию Стилихону. Этот последний почти с ужасом сведал о приготовлениях своих врагов; он постигнул опасность, которой угрожали всей его политике с такою адскою хитростью задуманные планы Восточного министра и предприимчивость Алариха; следовательно, понятно, почему он решился пожертвовать половиной армии и отпустил её на Восток, как скоро того потребовал константинопольский Двор, лишь бы только навсегда освободиться от Руфина.
Стилихон полагал, что с погибелью Руфина сам собой уничтожится союз его с готским вождём, и с этой мыслью отправился в экспедицию в Германию, намереваясь, по усмирении там варваров, приступить к исполнению своего Восточного проекта. Но такой человек, каков был Аларих, не любил останавливаться на середине дела, а тем менее задуманное однажды оставлять без исполнения. Смерть Руфина имела для него только то следствие, что замедлила на несколько времени поход в Грецию. Он решился только переждать зиму.
Между тем, как уже известно, обстоятельства расположились в его пользу: Стилихон был в Британии, Евтропий в начале весны отправился с армией в Азию и таким образом обе части Империи были без войска. Аларих не пропустил этого, столь благоприятного для себя времени, и в марте 396 года, с многочисленными толпами готов и других варваров, соединившихся с ним, двинулся из Фракии [63]. Он беспрепятственно прошел Македонию и быстро явился в Фессалии. Здесь, при источнике Тенейском, горсть удальцов решилась дать отпор готам: врасплох, стремительно ударила на них и положила на месте до трёх тысяч человек; но зато, когда готы оправились от неожиданного нападения, эти предприимчивые фессалийцы почти все были истреблены, и только незначительная часть спаслась бегством [64]. Аларих не счёл нужным преследовать бегущих и скорым маршем пошёл к Фермопилам. Геронций, сколько вследствие тайно заключеннного условия с готским вождем, столько же вследствие малодушия, вышел со своим гарнизоном из крепости и отступил на Италийский перешеек. Через не защищаемый никем проход готы вступили в Грецию. Не для чего, кажется, говорить, что земли, через которые они проходили, были опустошевы страшным образом.
Всякий, кто только был способен носить оружие, был убиваем. Жены и дети целыми тысячами с воплем и рыданиями шли за варварами, своими пленителями; а они, одетые в кожи, двигались всё вперёд нестройными массами, звеня оружием и оглашая воздух военными кликами; а между тем там и сям горели деревни и города, и пламя, клубясь и вздымаясь, освещало ночью эту дикую толпу, и тем довершало ужасную картину варварского нашествия.
Считая бесполезным терять много времени на осаду Фив, которые в то время были очень хорошо укреплены, Аларих пошёл на Афины, с намерением взять и разрушить их; но, сверх всякого чаяния, он не стал осаждать города, который был колыбелью и в то же время убежищем наук и искусств, а напротив, вступил в переговоры с жителями; результатом их было то, что он вступил в город с немногими своими приближёнными, дал там пир важнейшим сановникам, после чего оставил Афины и Аттику, не сделав им ни малейшего вреда [65]. Отсюда через Мегариду и Истмийский перешеек, который Геронций также не заблагорассудил защищать и без боя отступил, Аларих вторгнулся в мае в Южную Грецию: все города без боя сдавались готам. После того, как они разорили Спарту, которая решилась было сопротивляться, и стали лагерем в плодоносных долинах между горами Тайгета и рекою Эвротом, Аларих начал делать приготовления к экспедиции в Италию [66]. В то самое время, когда главная армия его опустошала вдоль и поперек Пелепоннес, часть готов села на суда, захваченный в Коринфской гавани и в других приморских пунктах, и явилась в Адриатическом море; некоторые суда проникли даже в Средиземное море. Заняв Сардинские бухты и утвердившись в скалах Корсики, готы угрожали Сицилин [67] и могли тревожить Италию с Западной стороны в то время, когда Аларих с главной армией сделал бы нападение на Калабрию и Апулию [68].
Между тем Стилихон, устроив дела в Германии и Британии, отправился в Галлию, чтобы и там усмирить некоторых взбунтовавшихся князей и ввести по возможности порядок, как вдруг в одно и то же время получил весть об измене Гайны, интригах Евтропия и о вторжении Алариха в Грецию. К счастью, бунтовщики скоро утихли, и он, хотя чувствовал нужду долее пробыть в стране, но в то
