Карлу перебивать ход и без того путанной мысли. – Вспомни, разве не убивали наследные принцы друг друга, лишь бы самому взойти на трон? Разве не в дикой алчности, в погоне за властью Ромул убил своего младшего брата? Убил лишь за то, что Рем переступил черту на земле, которой старший брат обозначил свои владения… Ты помнишь, что он крикнул в лицо умирающего брата? «Так будет с каждым, кто осмелится переступить стены моего города!» И у нас с тобой одно наследство после отца… и ты старший из нас двоих…
– Ну так что же? Отец оставит его нам… – Карл недоумевал, всматривался в глаза Вальтера, стараясь понять, почему тот завел такой глупый разговор о дележе, о братоубийстве…
– А если я возьму свою долю и выйду из общего производства? Как поступишь ты тогда?
– Ты что? Зачем? – Карл ни в голосе, ни во взгляде не смог скрыть явного испуга. – Ты не сделаешь этого, брат! Тогда нашему заводу не устоять! Янки приберут все в загребущие лапы!
Вальтер опустил глаза, вздохнул, как будто и не ожидал иного ответа, левой рукой потянул и ослабил галстук на шее, будто он душил его и не давал возможности жить…
– Вот видишь, какова судьба младшего в семье сына? Любить он не имеет права, на наследство не имеет права… Отец восхищается бессмертным Гераклом, а ведь Геракл убил троих своих сынов от первой жены Мегары. Понятно, что богиня Гера из ненависти наслала на него безумие… Но мой отец не в состоянии безумия, а по трезвому расчету тоже убил если не нас обоих, то меня одного… Я чувствую, что жить мне осталось не дольше, чем осенней мухе… Помолчи, брат, не спорь! – Вальтер вторично сделал протестующий жест рукой, видя, что побледневший Карл пытается что-то возразить. – Ты обо всем этом узнаешь и очень скоро. Узнаешь, поймешь и, быть может, простишь меня за все. В том числе и за этот неприятный для тебя разговор… Отцу я больше не верю! И Богу не верю, если Он позволил такому свершиться! Не верю! Если Он и вправду всемогущ, почему же на земле властвует Сатана? – Лицо Вальтера исказилось такой гримасой ужаса, словно это было лицо израненного и упавшего на песок арены гладиатора при виде над собой львиной пасти с окровавленными клыками…
Карл положил вздрагивающую ладонь на руку брата и поразился, какая она холодная, словно Вальтера только что вытащили из ледяной купели где-то в центре самой Антарктики.
– Ну убей меня Бог на этом месте, если я хоть что-то понимаю из твоих рассуждений! – воскликнул Карл, ударив кулаком по левой ладони и яростно припечатав там его на несколько секунд. – В чем ты все время обвиняешь отца? Мне кажется, ты очень преувеличиваешь степень совей печали, есть такая категория людей, которые любят ковырять собственные болячки… Ну разлучили тебя с Амритой на два-три месяца, велика ли беда? Наш отец по полгода бывал в отлучке, и мать не сходила с ума, хотя и молилась каждый вечер, чтобы Господь сохранил ему жизнь. Молись и ты, может, легче будет на душе. А когда возвратишься домой, все устроится к лучшему. Вот увидишь, поженитесь вы с Амритой и будете счастливы. Ведь отец пообещал тебе это, не так ли? И я со своей стороны буду просить, а если надо, то и настаивать на этом. Только не выходи из общей доли, иначе нам завода и рудников не удержать!
Вальтер медленно поднял глаза. У Карла снова волосы зашевелились на затылке – живой человек такими глазами не смотрит!
– Не надо мне теперь никакого наследства, брат. Скажи только честно: ты и вправду ничего не знаешь? Про то, что сделал со мною отец? Поклянись памятью мамы, что ты не заодно с отцом?
– В чем – не заодно? – Карл почувствовал, что у него на щеках словно ледяная корочка образовалась. – Ну-у, мы иногда бываем единомышленниками в вопросах политики, но что сейчас имеешь в виду ты – не возьму в толк. Объяснись, ради всех святых.
– Спасибо, брат, хоть в этом мне повезло. – Вальтер натянуто улыбнулся, в очередной раз продолжительно вздохнул, будто это давалось ему с трудом, похлопал Карла по руке, и в этом дружеском жесте выразилось что-то такое важное, что у Карла сердце сжалось от тоски и жалости. «Проклятая война! – с раздражением подумал он, искренне жалея младшего брата. – Что она сделала с ним! Сколько ребятишек в Берлине, в других городах пережили ужасы бомбардировок, артобстрелов, голода, сколько смертей пришлось им увидеть и пережить! Хотя бы и смерть мамы. И вот результат – сломался ребенок!»
В каюте над дверью мелодично тренькнул звонок – сигнал из камбуза, что обед готов. Карл обрадовался возможности прервать мучительный разговор: право, сверх всякой меры блажит Вальтер, нагромождает в своем воображении неодолимые препятствия на пути к своей Амрите, а потом мысленно преодолевает эти завалы…
«Обязательно поговорю еще раз с отцом. Пусть он сам вторично пообещает не препятствовать браку с индианкой и тем успокоит Вальтера. А то он и в самом деле может рехнуться от переживаний. Надо же, прикидывает вариант выхода из общего имущества! Да янки меня вмиг проглотят и даже не поперхнутся!»
– Хватит хандрить, братишка! Бросай своего «Лженерона» и идем обедать! – Карл поднялся. Отгоняя тревожные мысли, принял беспечный вид, глаза его не выказывали больше никакого беспокойства, словно с этим сигналом из камбуза исчезли всякие проблемы и неурядицы. – И не старайся подражать глупой кукушке, которая прилетает по весне и улетает осенью в полном одиночестве. Зеленая тоска может съесть всю душу. Баронесса Марта несколько раз о тебе справлялась… Идем, отведаем китайской кухни. Что там нам приготовил сегодня любезный посланец Поднебесного царства?!
– Ты иди, а я приду чуть попозже… – Вальтер повернулся лицом к иллюминатору. – Надо же, солнце опять появилось! Как слепит глаза! Миллионы лет светило и еще пройдет миллионы лет… От нас и молекул не останется, наверное, наша планета может погибнуть в какой-нибудь термоядерной катастрофе, а солнце будет жить. Здешним людям или каким-то иным существам на других планетах, а будет светить все так же тепло и ласково…
Карл попытался сдержать при себе законное недоумение – нашел чему удивляться – солнышку! – еще раз напомнил про обед и пошел из каюты, но у ходовой рубки наткнулся на отца и боцмана. У них, похоже, недавно состоялся свой, не менее напряженный разговор…
Как только баронесса ушла в каюту, Отто Дункель подозвал к себе боцмана:
– Майкл, подойди на минутку, надо кое-что
