ванильных отношений, я не мог себе представить таковых.
Он отпускает мою руку, смотрит мимо меня и улыбается.
— А вот и он. Заметил нас. — Я закатываю глаза и вздыхаю. — Аллегра. Ты, кажется, меня не поняла. Мы все были такими же новичками, как и он. Он такой же, как я, и поэтому ты отнесешься к нему с уважением. Понятно?
— Я должна?..
— Я ожидаю этого, да.
Его взгляд серьезен, настойчив и проницателен, что катапультирует меня прямо в «зону», туда, где Роберт хочет меня видеть.
— Да, Роберт, — говорю я, получая в награду шепотом «хорошая девочка».
— Привет, — говорит Роберт приставучке, который уже подошел, и приветствует его дружелюбной улыбкой. Я разворачиваюсь на барном стуле так, чтобы иметь возможность смотреть на него, и тоже улыбаюсь ему. Вдруг осознаю, что это даже не особо сложно для меня. Роберт ожидает этого от меня, и я делаю то, что он требует. Это легко, когда ты в «зоне».
— Привет. Опять здесь? — спрашивает приставучка и взволнованно сжимает бутылку с пивом. Галстук ослаблен, а на щеках красные пятна.
— Да. Как и ты. Что с той девушкой на днях?
— Хм-м. Не сработало.
— Жаль. Но я был прав, верно?
— Да. Сегодня есть кто-то… м-м-м… здесь?
Роберт осматривает зал и качает головой.
— Не думаю. Я никого не вижу.
— Ты… гм-м… уже давно в Теме, не так ли?
— Да. Уже несколько лет.
— Я бы хотел с тобой… ну-у-у, у меня есть некоторые вопросы.
— Давай. Присядем?
Роберт, по-моему, очень даже дружелюбно настроен. «Мужской разговор» даст мне время немного расслабиться, понаблюдать за публикой и внимательно послушать, о чем Роберт поведает приставучке.
Он берет меня за руку, и мы идем за свободный столик. Роберт отодвигает стул и предлагает его мне. Приставучка удивленно пялится. Расторопный официант с тремя меню подходит к нам и вручает их. Кладу свое на стол — я уже знаю, чего хочу.
— «Вёрджин Колада», пожалуйста, — говорю я официанту и улыбаюсь приставучке, который едва понимает, что происходит. Я знаю, что Роберт тоже замечает его реакцию, и вижу, как он усмехается. Мужчины делают заказ, и официант уходит.
— Роберт, — говорит он, откидываясь на спинку стула.
— Прости?
— Меня зовут Роберт.
Я не могу сдержать улыбку, потому что эта сцена кажется мне такой знакомой. Роберт подмигивает мне, и я опускаю глаза. На мгновение. Жест покорности, который заставляет Роберта протянуть руку и переплести наши пальцы. Приставучка в недоумении. В его фантазийном мирке, который не омрачен каким-либо реальным опытом, господин не держится за ручку со своей рабыней. Никогда.
— Эм-м… Фрэнк. Меня зовут Фрэнк.
О, у приставучки есть имя. Отлично. Уже легче.
— Во-первых, — говорит Роберт, — ты должен распрощаться с идеей, что ты руководишь процессом. Она говорит, куда и как далеко вы можете зайти. Она устанавливает границы. Нарушение этих границ — это всегда плохая идея. В зависимости от того, о каких ограничениях идет речь — это очень плохая, даже катастрофическая идея.
— Ох, — вздыхает Фрэнк и хмурится.
— Пункт второй. Даже в нашем мире действует правило: кто хочет трахаться, должен быть вежливым. Просто потому, что ты доминируешь или имеешь садистские наклонности, совсем не обязательно вести себя как мудак. Напротив. Нужно с благодарностью носить на руках женщину, которая позволяет вместе с ней воплотить в жизнь твои фантазии.
«Ого, ничего себе», — думаю я и сжимаю его руку. Я надеюсь, что будущей подруге Фрэнка повезет, если он действительно усвоит эти слова.
— Но разве… самый большой кайф не в… контроле и власти?
— Да, конечно.
— Но почему тогда она сама решила… что будет пить? Разве не ты решаешь, что ей пить?
— Ты начитался слишком много плохих книг или насмотрелся дрянных фильмов. Я не заказываю за нее, потому что для меня этот мини-кайфик не идет ни в какое сравнение с последствиями. Что мне с того, что я навяжу ей коктейль, который ей не нравится? Она выпьет его, потому что думает, что должна, так как верит, что я ожидаю этого от нее. Она не хочет меня разочаровывать. Но она не может наслаждаться этим, мучает себя совершенно отрицательным образом и приходит в плохое настроение. И потом? Плохое настроение, заблокированная голова, переживания, страхи — все это делает границы более узкими. То есть, я сам себя ущемляю такими дешевыми проявлениями власти. Когда я иду с ней домой, а она расслаблена и в хорошем настроении, я, в конечном итоге, получаю гораздо больше. И это реальная власть — способность манипулировать ею так, чтобы получать максимальный кайф от ее использования.
Я никогда раньше не рассматривала это с такой точки зрения, но думаю, что Роберт прав. Он, черт возьми, абсолютно прав, по крайней мере, в отношении меня.
— Я никогда раньше не рассматривал это так… — бормочет Фрэнк, теребя галстук.
— Конечно, есть и такие женщины, которые тащатся, когда мужчина лишает их права принимать любые жизненные решения. Зависит от женщины, — объясняю я и продолжаю, — мне это не нравится. На самом деле, меня взбесило бы, если бы Роберт указывал мне, что есть или пить.
Фрэнк улыбается, и эта улыбка мгновенно делает его очень привлекательным. Как будто переключился тумблер, и у него теперь появилась харизма, в которой он нуждается.
— Но если ты бесишься, не доставляет ли покорность еще больше удовольствия? И наказание?
— Да, все конечно так. Но есть и другие вещи, которые заставляют меня бунтовать, но находятся в пределах моих границ.
— М-м-м. Могу я спросить, как Роберт тебя наказал?
Фрэнк смотрит то на меня, то на Роберта.
— Расскажи ему, Аллегра.
Все во мне воспротивилось. Это не его дело. Подробности не касаются чужих. Я чувствую унижение и стыд, когда нужно говорить о конкретных интимных деталях перед посторонними. Мое дыхание углубляется, и я борюсь с собой. Роберт попал прямо в яблочко, как и следовало ожидать.
Приход официанта с нашими напитками дает мне несколько секунд передышки. Это похоже на то, что Роберт допускает кого-то третьего в нашу игру, которая игрой-то и не является. Я не хочу говорить, но должна. Я знаю, что должна покориться его воле не только потому, что у меня есть внутренняя потребность сделать это, но также и потому, что это еще одно испытание.
— Аллегра.
Большего требования не последует. Это единственное и последнее предупреждение, его тон однозначен. Я вижу, что Фрэнк смотрит на меня с любопытством, и опускаю глаза.
— Я получила тридцать ударов по заднице. Рукой.
Мой голос тихий и неуверенный, но Фрэнк кивает. Он понял меня. Я чувствую,
