Dolce & Gabbana. Я понимаю, почему Роберт закатывает глаза, когда говорит о своей работе. Это не его мир. Я прислушиваюсь и слышу голоса, следую за ними и останавливаюсь перед открытой дверью. Комната для переговоров полна «белых воротничков». Роберт сидит у самой двери, расслабившись в кресле, внимательно прислушиваясь к тому, что коллега в «Армани» рассказывает, комментируя презентацию в PowerPoint. Он в джинсах и облегающей футболке, как всегда. Он надевает костюм только тогда, когда ему приходится выезжать на встречи за пределы фирмы, где это абсолютно неизбежно. Я уже и это знаю. Роберт скучает, прокручивая в пальцах шариковую ручку, а я любуюсь его профилем. Вчера он явно был в парикмахерской — позавчера волосы были намного длиннее. Его прическа выглядит, будто он основательно трепал волосы — думаю, мне нравится этот вид. Он не брился, и с трехдневной щетиной, которая так невероятно идет ему, он выглядит еще более неуместным. Хотя он носит приглушенные, ненавязчивые цвета, вся его внешность выделяется так же, как попугай среди стаи серых цапель. Он потирает пальцем свой прямой, точеный нос и усмехается. Он заметил меня. Роберт Каспари — градостроитель, B. Eng. (бакалавр в инженерии) — собирает свои бумаги, встает, бормочет вежливые извинения и уходит. Прямо ко мне. Мои колени подгибаются, потому что он так сияет, потому что он так открыто рад видеть меня.
— Привет, — говорит он, когда подходит, берет меня за руку и тянет к себе в кабинет.
«Р. Каспари, городской планировщик, B. Eng.» написано на табличке рядом с дверью, и мне очень любопытно, что же меня ожидает. Когда он открывает дверь и толкает меня в свой кабинет, я поражена. Жалюзи опущены, в комнате царит полумрак. На столе высятся груды документов и чертежей, интерьер — как и ожидалось — современный и функциональный. Роберт целует меня в щеку, предлагает мне стул для посетителей и садится на свое место.
— Дай мне еще две минуты. Или три.
— Сколько хочешь, — говорю я.
Роберт выключает компьютер, запирает несколько папок в ящик и допивает кофе.
— Оставайся сидеть, я скоро вернусь.
Он берет чашку и выходит из кабинета, и я могу спокойно оглядеться. В помещении не царит абсолютный порядок, но и хаоса нет. Можно сказать, что Роберт работает над несколькими проектами одновременно. Я слышу, как он возвращается, закрывает за собой дверь. Внезапно атмосфера кардинально меняется, и я нервно сглатываю образовавшийся в горле ком. Роберт молчит, стоя позади меня, а я концентрируюсь на его пустом кресле. Я чувствую, как мое дыхание углубляется, отмечаю, что мои пальцы цепляются за подлокотники стула. Я всхлипываю, когда он обхватывает мою шею ладонью. Он не сжимает, и все же этот жест захватывает мое дыхание, делает меня безвольной и бессловесной.
— Ты пунктуальна, Аллегра, — тихо говорит он, и я слегка киваю. — Хорошая девочка, — продолжает он, мою кожу начинает покалывать.
Он ничего не делает, абсолютно ничего, за исключением того, что говорит со мной этим особым тоном и держит руку на моей шее, и я чувствую, что теку. Я сжимаю ноги, бедра движутся будто сами по себе, поэтому я ерзаю на стуле. Немного, чуть-чуть, но от Роберта ничего не ускользает.
— Это тебя заводит, Аллегра?
— Да, — хриплю я, сглатываю под его ладонью и дышу через рот.
— Хорошо, — говорит он, — очень хорошо. Встань.
Он убирает руку, и я встаю. Роберт внимательно осматривает меня с головы до ног. Я собрала волосы в хвост и оделась в его стиле — джинсы и футболка.
Он хватает меня за хвост и тянет мою голову назад, целует меня, долго и упорно. Рукой я нащупываю спинку стула и опираюсь на нее, давая поддержку ослабевшим коленям. Когда он заканчивает поцелуй, я тяжело дышу.
— Пойдем, — говорит он и берет меня за руку.
— Куда? — спрашиваю я, и он улыбается.
— В бар, потом к тебе.
— В какой бар?
— В который мы всегда ходим.
Я закатываю глаза, вспоминая приставучку, который, несомненно, снова будет виться рядом со мной.
— Что это было? — интересуется Роберт, убирая руку с дверной ручки.
— Что? — спрашиваю я.
— Хочешь что-нибудь сказать, Аллегра?
— Нет, совсем нет.
— Что же тогда означал этот раздраженный взгляд?
— Ох… м-м-м… Я просто подумала о… о том парне, который почему-то всегда там, когда мы…
Роберт смеется, и его глаза вспыхивают. Затем он открывает дверь и тянет меня с собой.
Роберт как обычно садится у бара и позволяет мне рассказать, как прошел мой день. Не очень интересно. Договоров нет, и нам нечего делать. Я быстро закончила свой рассказ, и Роберт поведал мне о встрече, от которой я его так удачно избавила. Мне, в отличие от него, проект кажется интересным, и я внимательно слушаю его рассказ. Мне нравится то, как он говорит, как использует свои руки, чтобы подчеркнуть то, что сказал. В середине фразы Роберт, который сидит лицом к двери, начинает усмехаться и перебивает сам себя:
— Твой друг здесь, Аллегра.
— Он с недавней девушкой?
— Нет. Он один. И он в поиске.
Я вздыхаю. Приставучка не преуспел.
— Угу. Ему не хватает харизмы, на которую западают сабмиссивные женщины, — ставлю я диагноз и улыбаюсь Роберту.
— Кроме того, он еще салага.
— Да, наверное.
— Мы все были новичками, — говорит он. — Когда ты поняла, кто ты есть, и когда начала это практиковать?
— Думаю, я поняла это довольно рано. В тринадцать или четырнадцать лет. У меня не было этому названия, но по крайней мере приблизительно я знала, чего хочу. Первые сексуальные опыты были ужасно разочаровывающими. Неуклюжий, чересчур нежный ванильный секс — я вообще не могла понять, почему всегда столько шума вокруг этого скучного и совершенно не эротичного действа. В двадцать лет я знала, чего хочу, имела этому название, читала об этом. С учетом приобретенных знаний я тогда отправилась искать подходящего мужчину. И, можно сказать, что нашла такового.
— Почему же не сложилось?
— Разница в возрасте. Он был на двадцать лет старше меня. В длительной перспективе это было плохо. Наши интересы за пределами спальни были слишком разными.
— К счастью для меня, — улыбается Роберт, прижимая мою ладонь к своим губам. Пальцами раздвигает мои указательный и средний пальцы и слегка касается поцелуем между ними, несколько раз быстро лизнув языком. Его глаза говорят о многом, и мне снова становится жарко.
— А как насчет тебя? — спрашиваю я, не в силах подавить тихий стон.
— Благодаря порноиндустрии, уже в восемнадцать я точно знал, чего хочу, и всегда практиковал это. У меня никогда не было
