как Роберт обнимает мои плечи и прикасается губами к моему виску. Унижение и то, что я сдалась без боя, а также безмолвная похвала за мое послушание, погружают меня глубоко в «зону», и я с облегчением вздыхаю.
— Дай ей время, — слышу я слова Роберта, — но не уступай.
Глава 10
Роберт переводит разговор обратно на более общую тему: он знает, что я не хочу рассказывать о себе большего. Этого сложного предложения ему было достаточно, чтобы проверить меня, продемонстрировать свою власть и показать мне, на что я действительно готова, на что я способна. В течение вечера Фрэнк — внимательный и заинтересованный слушатель, который действительно хочет чему-то научиться — возвращается к теме «границ».
— Конечно, расширять границы нужно нежно и осторожно, растягивать по чуть-чуть, но никогда не перепрыгивать через них с разбегу, скорее на ощупь продвигаться к пределу, наблюдать, как она отреагирует, как справится, а затем двигаться дальше. На один или два миллиметра. Не больше. Так, как я сделал только что.
— Ты переступил границу только что?
— Аллегра пересекла таковую. Для меня. Когда она рассказала тебе, по моей просьбе, как выглядело ее наказание. Она этого не хотела. Но сделала это.
— М-м-м, — призадумался Фрэнк, — откуда ты это знаешь?
— Я чувствую это. Требуется немного опыта, немного такта, но со временем это приходит само собой.
— Почему ты это рассказала, Аллегра?
Я поднимаю до сих пор опущенную голову и смотрю на Фрэнка, а затем немного поворачиваюсь, ища помощи у Роберта. Наши взгляды встречаются, и Роберт сжимает мою руку. «Скажи это, — сигнализируют его глаза, — скажи это, я знаю, ты можешь это сделать».
— Потому что Роберт хотел, чтобы я это сказала. Сопротивляться ему ощущается неправильным. Я чувствую себя хорошо и свободно, когда… я подчиняюсь.
Я не смотрю на Фрэнка, я говорю это Роберту. Для Роберта. Потому что он хочет, чтобы я объяснилась. Потому что я должна воздать должное уважение Фрэнку. Но я вынуждена идти на компромисс: я не могу смотреть на Фрэнка и раскрывать свое сокровенное. Я могу сказать Роберту и отрешиться от присутствия Фрэнка. Ни больше, ни меньше. Роберт улыбается мне — это очень любящая, нежная улыбка — и я знаю, что он гордится мной.
— Что бы ты сделал, если бы она этого не сказала? — Фрэнк поворачивается к Роберту, и тот хмурится.
— Я был уверен, что она скажет. Это была «эластичная граница», которую она способна преодолеть с небольшой помощью, так что… я даже не думал об этом. Если бы я оказался неправ, то ответил бы сам. А потом, дома, поговорил бы с ней.
— Ты бы наказал ее, верно?
— Нет. Нет, совершенно не верно, Фрэнк. Если я ошибаюсь, и она не готова пересечь «границу», я не могу наказать ее за мое неправильное суждение. Этим я делаю «границы» более узкими и прочными, более непроницаемыми. Это разрушает доверие. Какими бы ни были позволительны или необходимы наказания, по моему мнению, этого не следует делать. Это разрушает слишком многое и просто в корне неправильно.
Я не могу сдержаться и целую его в щеку. Боже, этот мужчина фантастичен. Он обнимает меня и целует в лоб.
— Ты великолепна, — шепчет он мне, и я закрываю глаза, наслаждаясь пронизывающим счастьем.
В субботу после нашего разговора с Фрэнком мы проводим вечер с Робертом. Мне нравится его квартира, она ему подходит. Она выглядит повседневно и обитаемо, без холодного дизайна, без стильной функциональности. В гостиной на краю полки сидят принадлежащие Лотти Барби, чье существование нисколько не смущает Роберта. Он просто позволяет им сидеть там, пока Лотти не вернется и не поиграет с ними. У большинства мужчин даже не было бы Барби в доме, а даже если и были, то они, я думаю, их убрали бы.
Настроение хорошее, легкое и расслабленное. Мы лежим перед телевизором, как обычная пара, попиваем красное вино и смотрим фильм. Мы много смеемся и обсуждаем сюжет, операторскую и режиссерскую работу. Когда Роберт выключает телевизор, настроение в комнате резко меняется. Как в его офисе несколькими днями ранее. Он может переключиться в течение миллисекунды и дать мне почувствовать это. Роберт встает и смотрит на меня. С дивана, где я сижу, он смотрится откровенно огромным — сто восьмидесяти сантиметровое доминирование смотрит на меня свысока, и мне приходится нервно сглотнуть.
— Раздевайся, — тихо говорит он, и я спешу выбраться из одежды. — Распусти волосы.
Я ослабляю свою прическу и расчесываю волосы пальцами. Он оставляет меня стоять и ставит стул по середине комнаты. Указывает на сиденье, и я иду к нему, сажусь и концентрируюсь на своем дыхании.
— Оставайся сидеть.
Я молча киваю и смотрю прямо на стену.
Он запускает пальцы мне в волосы и откидывает мою голову назад.
— Ты больше не говоришь со мной, Аллегра?
— Да, конечно. Прости, Роберт. Мне жаль.
Он рычит что-то непонятное, что вызывает у меня трепетание в животе, и выходит из комнаты.
Когда Роберт возвращается, я слышу знакомый звон металла и закрываю глаза.
— Руки за спинку стула, — тихо приказывает он, и я, как требуется, завожу руки назад. Холодный металл наручников обхватывает мое правое запястье, затем я слышу, как защелкивается второе кольцо. На спинке стула. Процесс повторяется слева, и я осторожно проверяю, сколько у меня свободы передвижения. Немного, но я обездвижена не полностью, что делает происходящее немного более приятным; плечи и все мышцы не будут перенапрягаться.
— Хорошо? — тихо спрашивает Роберт и кладет руку мне на затылок.
— Да, Роберт, — отвечаю я, наблюдая, как он становится передо мной и встает на колени, чтобы зафиксировать мои лодыжки двумя веревками на ножках стула. Когда он выпрямляется, я вижу, что из кармана его джинсов свисает шарф, и понимаю, что он завяжет мне глаза. Мысль не успевает сформироваться до конца, а ткань уже накрывает мои глаза. Я беспомощна в его власти и чувствую, как все во мне сжимается. Мой слух обостряется, и я ощущаю, как Роберт медленно обходит вокруг и смотрит на меня.
— Как ты себя чувствуешь, Аллегра? — спрашивает он меня на ухо, и с моих губ срывается стон, когда он нежно прикусывает мое плечо.
— Замечательно, Роберт.
Вместо ответа я чувствую кончики его пальцев, ласкающие верхнюю часть моего тела, вызывающие мурашки по коже. Он гладит меня с невероятной нежностью, делает меня горячей и покорной, заставляет меня стонать. Я не знаю, как долго он меня ласкает, я теряю чувство времени и пространства. В какой-то момент
