воздействием в районах их базирования и на марше. Это была не та смена парадигмы, которую ожидали многие в НАТО, ослеплённые собственной пропагандой и высокомерием.
Если бы можно было привести доводы в пользу возможности, какой бы невероятной она ни была, перехвата залпов низколетящих дозвуковых малозаметных крылатых ракет американскими комплексами ПВО, то после обращения Владимира Путина к Федеральному Собранию 1 марта 2018 года вся парадигма ведения войны изменилась совершенно революционным образом. В то время я описал это следующим образом:
Послание Путина было ясным: “Вы не послушали нас тогда, вы послушаете нас сейчас”. После этого он продолжил то, что можно описать только как военно–технологическую встречу Перл–Харбора и Сталинграда. Стратегические разветвления новейших систем вооружений, представленных Путиным, огромны. Фактически, они носят исторический характер.15
Приведенное выше введение модели Ланчестера было важно для того, чтобы дать представление о некоторых базовых численных показателях наземных боевых действий, предоставляя ограниченное представление об истощении сил противника. Но хотя показатели убыли чрезвычайно важны для анализа и оценки, они, безусловно, не единственный показатель, который используется для прогнозирования вероятностей ведения боевых действий. Более того, в морском бою, поскольку в нем участвуют крупные, легко увеличиваемые объекты, потери кораблей и подводных лодок объясняются коэффициентом истощения. Естественно, подразделения военно–морских сил гораздо менее многочисленны, чем даже сухопутные подразделения среднего размера. Модель Ланчестера в данном конкретном случае не работает. Такие случаи, как столкновение надводного флота с флотом, рассчитываются в рамках боевой модели Salvo, которая, благодаря усилиям её блестящего изобретателя капитана Уэйна Хьюза, появилась как ответ на растущее значение противокорабельных крылатых ракет, впервые разработанных советским военно–морским флотом.
Боевая модель Salvo, как и модель Lanchester, основана на истощении, на этот раз количества кораблей, выведенных из строя залпом крылатых ракет противника.16 Можно резонно спросить, почему именно эта Модель является моделью ракеты. Ответ достаточно прост — противокорабельным крылатым ракетам, в отличие от артиллерийских снарядов эпохи линкоров, или, если уж на то пошло, пулям и снарядам полевой артиллерии в наземных боях, обороняющийся может активно противодействовать. Ракеты могут быть сбиты, они могут быть отклонены или полностью выведены из строя из–за электронных контрмер обороняющейся стороны.
Конечно, представленная здесь не дополненная версия модели Salvo (см. Примечание 16) довольно проста по сравнению с гораздо более полной её дополненной версией, которая учитывает множество тактических и оперативных факторов, таких как готовность, тренировка, эффективность контрмер и эффективность разведки, среди нескольких других, которые значительно усложняют ситуацию, но дают гораздо более реалистичную картину боевого столкновения. Тем не менее, даже в своей простейшей форме модель залпа позволяет сделать некоторые весьма примечательные выводы при рассмотрении нынешнего состояния того, что капитан Уэйн Хьюз определил как ракетный век.17
Фактор вероятности
Война, по определению, носит вероятностный характер, а вероятности являются важнейшим элементом военного анализа, поскольку, как и в случае с мирной, повседневной жизнью, человечество постоянно занимается оценкой рисков. Риск — это вероятность, также известная непрофессионалам как “шансы”, и все мы ежедневно находимся в постоянном, хотя и незаметном, режиме оценки риска. Во время движения по шоссе мы постоянно оцениваем свои риски, будь то попадание в серьезную пробку или быть остановленными дорожным патрулем за превышение скорости. В целом, на протяжении всей нашей жизни мы сталкиваемся с огромной, постоянно развивающейся чередой рисков, которые влекут за собой оценку вероятности неудач или успехов, в зависимости от чьей–либо точки зрения. Все так оценивают риски, даже те люди, которые никогда не слышали о Теории вероятностей или не знают даже элементарной математики, не говоря уже о разнице между детерминированными и случайными процессами.
Но если вычисление или восприятие риска попасть под машину при переходе улицы очень важно для отдельных людей, то хорошее представление о рисках, связанных с ведением войны в крупном, межгосударственном масштабе, становится задачей огромной важности для всей нации, государства и цивилизации. Военная история знает множество примеров, иллюстрирующих, как неправильная или успешная оценка риска военачальниками оказывала глубокое влияние не только на исход отдельного сражения, но и на исход самой войны и дальнейшую судьбу комбатантов. Длительные расчеты и проработки советской Ставки, основанные на не совсем достоверных данных до начала вермахтом операции "Цитадель" в июле 1943 года под Курском, служат хорошим примером оценки риска. Советская оборона готовилась к окончательному поражению Блицкрига в результате величайшего бронетанкового столкновения в истории.18 Ключом к успеху Красной Армии было правильное определение наиболее вероятных целей для атаки вермахта, позже подтвержденное разведданными, а также правильный выбор контрнаступления после того, как эта стратегическая оборона ослабила первоначальные удары вермахта. Эта последовательность правильных оценок и последовательного планирования привела к победе в ключевой битве Второй мировой войны.19
Но прежде чем любой современный военный командир или аналитик начнёт предлагать оценки рисков, то есть вычислять вероятности неудачи или успеха крупных операций, они должны сначала пройти то, что представляет собой “начальную школу” оперативных исследований, связанных с вероятностями. Невозможно понять ведение войны, не зная, о каких вероятностях идёт речь. Расчет требуемых сил для выполнения боевых задач является одной из важнейших военных задач. Для военного профессионала, как и для серьезного государственного деятеля, пытающегося принять хорошо продуманное стратегическое решение, успех измеряется критерием эффективности, то есть вероятностью успеха. Чем выше вероятность успеха или эффективности, тем лучше решение. Со стороны военачальника было бы действительно неразумно соглашаться вступить в бой при обстоятельствах, при которых у него и его войск было бы меньше шансов на победу, если бы они не были вынуждены столкнуться с высочайшим боевым и моральным вызовом — битвой не на жизнь, а на смерть.
Что же тогда указывает на хорошие шансы на успех? Военным профессионалам нравится, когда шансы или вероятности любых факторов — от попадания в цель до обнаружения цели и победы в сражении — должны быть как можно выше, предпочтительно выше 90%, или P = 0.9 и выше. Рассмотрим этот простой сценарий, когда танк поражает цель террористов (блиндаж в каменистой пустыне) и начинает движение к ней с расстояния, равного максимальной дальности стрельбы танковой пушки ночью, делая три выстрела. Они хотели бы знать, какова будет эффективность, выраженная в виде вероятности Pk разрушения блиндажа от трех выстрелов на ходу.
Следует указать некоторые начальные условия для этого сценария. Давайте предположим, что нам известно, что в ряде случаев как на тренировках, так и в реальных боевых действиях танк и его экипаж зафиксировали следующие результаты:
Вероятность попадания в цель с первого выстрела
